Лечение любовью

На трехсотый спектакль «Три товарища» я шла затем, чтобы повидать Диму Петрова и его жену Леночку.

Отчетливо помню Лену той поры, когда Дима был заложником. Однажды в редакции в присутствии Лены появился солдатик, только что вызволенный Измайловым.
— Вы видите, — не унималась я. — Если майор взялся, он доведет дело до конца.
Я говорила правду. В течение трех лет (1997—1999 гг.) была свидетелем рискованнейших операций Измайлова по освобождению заложников. Однажды мы сами стали заложниками, да выручили нас чеченцы-друзья. Даже тогда, когда мы оказались заперты в комнатенке чеченского Красного Креста по приказу Шамиля Басаева, майор не дрогнул. Не оттого, что не ведал страха. Просто доминанта его действий была другая — спасти человека.
Лена Петрова видела солдатика, верила Измайлову, но слезы лились не переставая. Она сражалась за свободу мужа с той истовостью, на которую способна только любящая душа. Измайлова остановить было невозможно. Он определял время года по одному признаку — срокам освобождения заложников. Новый год не наступал, пока тот, кто был намечен для освобождения, не оказывался дома.
Вот и Дима дома.

Галина Борисовна Волчек пригласила Измайлова в театр. Она ищет человека, который с актерами прошел бы весь путь подготовки «Трех товарищей». Требуется человек, в глазах которого стоял бы опыт войны.
Я почти выкрикиваю: «У нас есть такой человек. Книжный! Дима Петров».
Почему я сказала «книжный»? Хотела указать на близость к искусству?
— Вы не ошиблись, — сказала Лена. — Без книг он не живет.
Меня смущало одно обстоятельство. Дима был молчалив. Хорошо помню наше с Измайловым посещение дома Петровых. Говорили все мы. Дима молчал.
Он вошел в спектакль с периода читки.
Участие в работе над спектаклем стало той реабилитацией, о которой можно только мечтать. Психолог объяснит, как в процессе игры могут происходить с нами существенные и сущностные трансформации. Но ясно было и другое — опыт жестокого подвального заключения неуничтожим. Его можно попытаться редуцировать, но нельзя стереть.

Мы не виделись десять лет. Измайлов не имел обыкновения тревожить спасенных напоминанием о себе. Но о Диме и Лене думал часто. Ему не терпелось, узнает ли он Диму. Наши места оказались рядом. Лена все так же хороша, Дима поседел. И все?! Нет! Что-то изменилось. Эти изменения не имеют словесных описаний.

Начинаю понимать, из чего складывалась реабилитация. Завтруппой театра не отходит от Димы и Лены и все благодарит их за то, что они пришли. Завлит Женя Кузнецова предупреждает, что после спектакля будет празднование. Дима и Лена — первые гости. На капустнике, посвященном спектаклю, Галина Волчек первым делом вопрошает, где Дима? Исполнитель главной роли Александр Хованский поднимает тост за Диму и Измайлова: «Спасибо вам, ребята. Своими рассказами вы помогли нам».
Поднимают тост за Чулпан Хаматову (у нее день рождения), за Сергея Кушнерева, оказавшего большую поддержку спектаклю. Но соль была в другом — казалось, что это третий акт того же спектакля. Перенесен ли был дух со сцены спонтанно или все: и те, кто играл, и те, кто обеспечивал спектакль, давно прониклись атмосферой жизни за други своя, но верьте мне — было ощущение, что ты бродишь среди персонажей Ремарка.
Уже ясно, что Дима — равноправный член этой команды. Его знают и любят. Может, это и есть стратегия реабилитации?
— Он ходил в театр, как на работу, — говорит Лена.
Лена тоже посещала некоторые репетиции.
— Это удивительно, как быстро восстанавливалось нормальное состояние духа в ходе репетиции.
Душа разминалась? Заражало бескорыстие чужого опыта? Кто знает.
Я спрашиваю Диму, такой ли силы были репетиции?
Он говорит: «Иногда они были сильнее, чем спектакль. Произошли сокращения. Очень жаль».

Так чем же нас всех задевает спектакль?
Отчего и я, только что вернувшаяся из Беслана, воспринимаю спектакль без всяких поправок со стороны реальной действительности?

…Они все-таки сцепились, искусство и жизнь. Я везла в Беслан удивительный текст Льва Толстого. Обращение к юношеству. Это извечная мысль писателя о жизни как исполнении любви. О всех перипетиях этого текста на уроках в первой школе Беслана я когда-нибудь расскажу. Но, покидая Беслан, я все-таки чувствовала, что несвоевременно явила его детям, испытавшим на себе сущий ад на земле.
Так вот: дорогая, Галина Борисовна! Спасибо за урок. Теперь я знаю, не надо бояться текстов, которые не выдерживают соотнесения с нашей действительностью. Не надо заклинаний: культура прошлого проиграла.
Она еще может отбить атаку реальности, как любил говаривать Иосиф Бродский. Еще может вставить спицу в колесницу несущейся цивилизации (его же мысль).
Жизнь спектакля «Три товарища» определяет мысль-нерв. Актуальнее не бывает: в обстановке тотального государственного вранья, общественного лицемерия наше спасение только в любви и верности друг другу. И это не просто мысль. Это вещество спектакля. Его органическая суть. Его дух. Магия в том, что нематериальное, духовное, невидимое, скрытое в наших глубинах, неведомое нам самим, становится осязаемым. Оказывается частью твоей чувственности. Каков бы ни был исход, достоинство души, взращенное в любви, остается навечно. Таков финал. Таков и весь спектакль.

Как бы я хотела, чтобы мой десятый класс первой бесланской школы увидел этот спектакль и прозвучавшая на уроке мысль, что привязанность к человеку порождает только страдания, ушла бы, как уходит наваждение при виде дневного света.

P.S.Как вы думаете, о чем тревожится сегодня Дима Петров? Есть во Владикавказе женский монастырь. В нем проходят реабилитацию дети Беслана и Южной Осетии. Программа осуществляется на немецкие деньги. С января 2010 года деньги поступать не будут. Дима Петров в размышлении, как помочь монастырю. Как помочь детям. Спасенный не оставил службу по спасению других.

Эльвира ГОРЮХИНА
«Новая газета» , 7 октября 2009 года