Актер «Современника», а теперь еще и режиссер Иван Стебунов представил на «Кинотавре» свой дебютный короткометражный фильм «Седьмой». Сразу после просмотра он поговорил с Вадимом Верником – не только о режиссуре, но и своем неудавшемся браке с актрисой Мариной Александровой, решив таким образом раз и навсегда закрыть в прессе эту тему. Разговор получился откровенным.

Ваня, я начну с главного: у тебя замечательные роли и в кино, и в театре - в «Современнике». Один Тузенбах в «Трех сестрах» чего стоит! Мечта любого молодого актера. Скажи, почему тебя потянуло в режиссуру? Ты разочаровался в актерской профессии?

Я не то чтобы разочаровался. Но, честно признаюсь, Вадим, лет пятнадцать из своих тридцати я грезил именно этим. И даже моя учеба в теат¬ральном институте была отсрочкой, «вступлением» к самому главному. С моей стороны это был осознанный шаг. В чем-то я могу сказать спасибо своей бывшей жене, это она меня организовала.

А твоя бывшая жена - Марина Александрова.

Да. И мне всегда было... не то чтобы лень, но я мог надолго отложить решение заняться режиссурой — на год, например. Когда мы с Мариной поженились, она меня «собрала».
Узнала о моем желании снимать кино и стояла надо мной, когда я писал работы…

…для поступления на высшие режиссерские курсы?

Да. Надо было сочинить сценарий, автобиографию и три рассказа. Один из них написала Марина.

Приемной комиссии ты представил этот рассказ под фамилией Стебунов?

Конечно. Марина подарила мне рассказ. Я как-то высказал идею, а потом мы уехали на съемки в Ярославль. Зашли в ресторан, и в какой-то момент Марина вдруг отсела за другой столик. Я подошел к ней и увидел, что она сидит одна, в темноте, и пишет. Потом она вернулась и сказала: «Вот, написала тебе рас¬сказ». Его я и отдал при поступлении.

И он понравился?

Понравился.

Может, Марина войдет во вкус и с твоей легкой руки сама пойдет в режиссуру?

Я был бы этому рад.

Ваня, скажи, почему ты как режиссер выбрал кино, а не театр?

Галина Борисовна Волчек рассказывала, как все детство провела в кинозале. Ее отец был оператором и во время войны, привозил тро¬фейные фильмы. Она говорила, что кино с детства было ее пространством, и, наверное, поэтому сейчас кино ей не так интересно. То же самое и у меня. Я ведь вырос в театре.

А мама твоя была известной актрисой в Новосибирске...

Да. Я сам играл в детских спектаклях, что-то танцевал, и театральное пространство для меня слишком родное и близкое, чтобы я пытался сделать там что-то серьезное в качестве режиссера. Рекви¬зиторы, костюмеры, гриме¬ры — они мне родные люди, в театре я чувствую себя как дома.

Получается, в театре для тебя нет загадки, интриги.

Да, правильно.

Скажи, а когда ты учился на режиссуре, не было момента разочарования: думал об одном, а на деле все иначе?

Нет, разочарован я сегодня.

Почему?

Что-то пошло не так, что-то не случилось.

Ты судишь по тому, как приняли твою картину на «Кинотавре»?

Да нет, я и сам знаю, что могло бы быть и чего не было.

Послушай, но это же кино. Это не спектакль, который сегодня можно сыграть так, а завтра иначе. К счастью или к несчастью, ты уже не можешь ничего изменить.

Я предчувствовал свое разочарование. Во время конкурсного показа, когда я смотрел короткометражки других режиссеров и ждал, когда покажут мою, я понимал, что что-то пойдет не так. Хотя был уверен в своем фильме. Я знаю его плюсы и минусы, и положительные моменты так или иначе сработали.

Картина длится шестнадцать минут, но она сделана с претензией - в хорошем смысле - на полнометражное кино. В ней есть сюжетный объем, столько ситуаций оказано... Ты согласен со мной?

Это меня и погубило. Мне все говорят: создается впечатление, что ты просто вырезал куски из полного метра. Но я рад, что в этой картине я попробовал разные жанры: в ней есть и гротеск, и немного театральности, и «бытовая» камера, когда снимают с плеча, — такой элемент европейского кино. Хотя все равно мой жанр — это драма.

Почему?

Отношения мужчины и женщины — это са¬мое интересное, что может быть в жизни. Последней сценой моего фильма, где героиня бьет героя, я доволен — она смотрибельна. В ту смену, когда мы ее делали, у меня было за¬планировано две сцены: денег мало, надо все делать быстро. Но когда начали снимать эту сцену, я сказал: всё, другую доснимем потом.

Для тебя отношения между мужчиной и женщиной - это когда женщина бьет мужчину? Я правильно тебя понимаю? Такой ожесточенный конфликт.

В какой-то степени да. Просто женщина силь¬нее. Мужчина искреннее, а женщина сильнее. Мы переживаем, любим более искренне, чем женщины, это точно. А она — побьет да уй¬дет. (Улыбается.) И самое главное, оправдает себя. Они же всё оправдывают.

Ваня, а сценарий, по которому снята твоя картина...

Он написан мной.

То есть ты выступил в качестве и сценариста, и режиссера. Скажи, когда ты снимал этот фильм, что нового открыл в себе, своем характере? Ведь какая-то переоценка ценностей наверняка произошла?

Я счастливый человек. Я был счастлив, когда работал над фильмом. Во время съемочного процесса я ловил себя на мысли, что чувствую, как у меня тепло разливается по спине, — так мне было хорошо. От¬того что я все это затеял, даже оплатил из своего кармана — вывез тридцать че¬ловек в Ярославль, расселил их по квар¬тирам...

Тридцать человек вывез за свой счет?

Да, всю съемочную группу.

То есть ты еще и продюсер картины?

Ну как продюсер?.. Деньги просто потратил. Не могу сказать, что я что-то такое открыл новое в профессии. Я был счастлив по-на¬стоящему. И знаю, что долго проживу, если буду заниматься этим, если буду испытывать именно такие эмоции. Они порождают во мне интерес к жизни. Сегодня, когда я артист, а не режиссер, мне становится скучно на съемочной площадке.

Да ты что?!

Не знаю, скучно. Притом что, замечу, я стал терпимее к режиссерам с тех пор, как сам начал снимать. Но тем не менее как актеру мне бывает неинтересно на съемках. Руководить и направлять, а не подчиняться — вот, оказывается, моя профессия.

Но ты же собираешься и дальше играть в кино?

Да, конечно.

А может такое случиться, что кинорежиссура накроет тебя с головой?

Я очень хочу успеха. Я этого не скрываю. Хочу успеха — настоящего, большого. Но мне уже тридцать лет, и я не могу сказать про себя: я молодой Бергман. Прямо сейчас мне, как режиссеру, нечего сказать этому миру, людям, которые старше и опытнее меня.

Извини, но зачем ты вообще выбрал профессию режиссера, если тебе нечего сказать миру?

Я говорю про сегодняшний день и больше про авторское кино — вот это точно не моя история. Я хотел бы снимать исторические фильмы, я их просто обожаю. Все эти клинки, луки, стрелы — мне это очень интересно. Я считаю, что «300 спар¬танцев», например, — это сильное кино. Стильное и сильное.

Тебе это по душе еще и потому, что ты, насколько я знаю, занимался греко-римской борьбой. Так? Спорт тебя, судя по всему, закалил. У тебя ведь в юности была серьезная травма позвоночника...

Была.

То, как ты вышел из этой ситуации, этот опыт помогает держать удар в жизни? Или для тебя это просто красивые слова?

Это красивые слова. Я, честно, никому никог¬да не пожелаю пережить такое. У меня до сих пор большие проблемы со спиной, почками и желудком. Все из-за этого гребаного позво¬ночника.

А что в таком случае помогает тебе собраться внутренне? Режиссер без воли невозможен.

Честно? По большому счету я просто хочу «умыть» свою бывшую жену.

Мне нравится, что ты говоришь об этом, значит, ты внутренне уже свободен. Хотя я бы сформулировал эту мысль помягче, все-таки речь идет о женщине!

Все это я делаю для нее, и главную роль в моем фильме должна была играть она, эта роль была для Марины написана. Мы разве¬лись накануне съемок. Я надеюсь, она посмот¬рит это кино. В нем есть трансляция наших чувств, отношений. Я с ней разговариваю с экрана, что-то объясняю ей и рассказываю. И она это увидит. Когда героиня бьет героя — это абсолютно наша сцена.

Ты до сих пор ведешь внутренний диалог с Мариной?

Да. И очень часто.

Ваня, после расставания с Мариной ты хотел уйти из «Современника», где вы вместе работаете?

Было дело.
И что, ты пришел к Галине Борисовне Волчек, и она тебя отговорила?
Галина Борисовна — моя любимая женщина. Я ее люблю по-настоящему и никогда не предам, серьезно. Она мне так помогла. Когда я вошел в ее кабинет с твердым намерением уйти из те¬атра, она сказала: «Ваня, ты не выйдешь из этой комнаты, пока не примешь решение остаться».

А ты написал тогда заявление об уходе?

Нет, еще не написал, так не делается, сначала надо было поговорить с Галиной Борисовной лично.

Но ты был уверен, что уйдешь.

Абсолютно. У меня был подготовлен монолог, я уже все продумал, знал, как ей объяснить, и знал, что она поймет. А она сказала (паро¬дирует хриплый голос Волчек): «А теперь пос¬лушай меня...» — и начала рассказывать свою историю с Евгением Евстигнеевым, когда он ушел от нее к другой. Когда она все узнала, она произнесла гениальную фразу, которую я всегда повторяю: «Если у тебя хватает сме¬лости мне врать, почему ты не осмеливаешься сказать правду». Это сильно. Я понял: да, по сравнению с ее рассказом моя собственная история мало что значит.

После разговора с Галиной Борисовной тебе стало легче существовать в «Современнике» рядом с Мариной? Появилась какая-то внутренняя свобода или нет?

Сложный вопрос... Все равно я остался в те¬атре ради нее.

Ради Волчек?

Да. Если бы не она, я бы давно ушел. Я не могу ее подвести.

Скажи честно, тебе сегодня тяжело играть в одном спектакле с Мариной? В «Горе от ума», например, где у тебя роль Чацкого, а Марина играет Софью.

Ладно «Горе» — там сюжет ложится на нашу личную историю. А вот «Три товарища» Ре-марка играть совсем сложно. Там сцена люб¬ви... (Пауза.) Ладно, ей тоже тяжело.

Ваня, это жизнь, и каждый делает свои выводы. Хорошо, что есть люди, которые могут помочь. Такие, как Галина Волчек.

Она величайшая женщина, правда. Таких нет и уже не будет.

А кстати, Галина Борисовна в курсе, что ты решил заняться режиссурой? Какие напутственные слова она тебе сказала?

Да никакие. (Улыбается.) У нее немножко ал¬лергическая реакция на кино. Недавно у нас был юбилей — кажется, «Трех сестер», — мы все сидели на сцене, ели, пили, и я подошел к Галине Борисовне, обнял ее и... она меня от¬пустила. «Давай снимай». (Голосом Волчек.) Я ей объяснил, что буду пропускать какие-то сборы труппы, — не смог вот прийти на открытие сезона 2 октября, потому что у меня был съемочный день. Я сказал Галине Бори¬совне: ничего личного. Она ответила: ладно. Такое понимание дорогого стоит.

Ваня, ты уже окончил высшие режиссерские курсы?

Да.

То есть ты дипломированный режиссер Иван Стебунов!

Я защитился буквально две недели назад. «Дипломированный» — это громко сказано. Мне не диплом выдали, а такую справочку о том, что я прослушал курсы.

У тебя уже есть новые планы? Короткометражку ты снял, что дальше?

У меня вполне конкретные планы. Я задумал полнометражную картину, и, надеюсь, один из моих любимейших актеров — Сергей Васи¬льевич Маковецкий — не откажется от моего предложения и сыграет главную роль в этой картине. Если это случится, я буду точно знать, что на 50% работа сделана. Он настоящий актер. Можно просто скомандовать «Начали!» — и наблюдать. Он сам все сделает. У меня серьезная, очень серьезная история для него.

Сценарий твой?

Да, сценарий мой.

А почему ты пишешь сам? Не видишь других сценаристов, или тебе важно транслировать с экрана именно свои эмоции?

Нет, я бы с удовольствием познакомился с ка¬ким-нибудь сценаристом. Я осознаю, что я не автор, не драматург, это не моя жизнь, но все же пишу, пока пишется.

А ты хотел бы сняться в своей картине?

Нет, это точно.

Ваня, по поводу сегодняшнего просмотра. На его основании нельзя делать выводы. Ты сам про свое кино все знаешь. А «Кинотавр» хорош тем, что дает молодым режиссерам шанс быть увиденными.

Да, это правда. Посмотреть свою картину на большом экране — это отдельное испытание, настоящее. Вылезают совершенно неожидан¬ные вещи. Поэтому я сегодня весь сжался, распереживался... Я знаю, что не облажался, хотя это был провал. Но тем не менее я так люблю эту свою историю про мечтателя. Я бы встретился со своим героем, налил бы ему и сказал: подожди, подожди, все будет хорошо.

А ты сам мечтатель?

Да.

То есть главный герой - это ты?

Да. А героиня — моя жена, моя бывшая жена. Это все правда, от первого до последнего кадра. Режиссеры же всегда снимают про себя.

Беседовал Вадим ВЕРНИК
«ОК!» 16 июня 2011 года