«Мы так смешно пытаемся улучшить свою жизнь»

Сергей Гармаш — о фильме «Дом», его героях и стране, в которой живет

Название не обманывает: фильм Олега Погодина «Дом» — это действительно история дома, людей, родившихся и состарившихся в нем, и их детей, которые хотят жить уже по своим законам. Когда из столицы неожиданно приезжает старший сын, крупный криминальный авторитет, устоявшийся порядок вещей начинает рушиться. Роль человека, который в течение долгого времени своими деньгами тащил на себе этот дом и который стал причиной его гибели, сыграл Сергей Гармаш.

— У актеров вашего уровня в какой-то момент возникает правило: «Криминал не предлагать». Вы именно с таким чувством взяли этот сценарий? Или для вас многое говорило имя автора, и жанр был не так важен?

— Во-первых, на мой взгляд, это не криминальная история. А во-вторых, я могу говорить и «Ментов не предлагать» и «Военных не предлагать», но если завтра Тодоровский или Лунгин напишут милиционера, так я эту роль зубами вырву. Да, я получаю такое количество сценариев с милиционерами или военными, что это просто пугает. Но, значит, сам это заслужил и сам в этом виноват. Я безумно хочу сыграть маленького, слабого, тщедушного человека, но, то ли ниши такие заняты, то ли мне в этом смысле не совсем доверяют. А может, просто не везет.

— Думаю, проблема в том, что не так много актеров способны играть сильных людей.

— Спасибо за комплимент. Конечно, я могу процитировать знаменитую формулу Станиславского: «Играя злого, ищи, где он добрый». Но здесь мне было интересно другое — сыграть человека, который понимает: все, что с ним произойдет в ближайшие часы или дни, должно случиться. Ему было важно напоследок увидеть мать, отца. Почувствовать родной запах. Он приехал просто попрощаться с этой жизнью, с этой семьей, со своим домом.

— А почему он столько лет сюда не приезжал?

— Он же сел за убийство, которое не совершал. Сел за брата. И сел нехило. А потом уже просто пошел по этой стезе. Весь этот дом, вся семья существует на его деньги. Для человека, скажем так, не очень образованного — это и оправдание, и предмет гордости.

— Люди, которые его преследуют — это же не бандиты?

— Нет, конечно. Это ФСБ. Наверное, мой герой где-то перешел дорогу государству. Ну, мы же не о политике говорим — это кино. Я смотрел фильм, и, как мне показалось, увидел в нем временной срез сегодняшнего дня. Это и настроение, в котором мы живем, и споры, которые мы ведем. При том, что сама история очень простая, рассказанная бытовым языком. Когда быт можно преломить во что-то не бытовое, вот тут-то — даже боюсь произнести это вслух — и возникает момент искусства.

— Режиссер Олег Погодин рассказывал, что в фильме был кадр, который он по просьбе продюсеров выбросил. Дед, рубивший кулаков в балке, втыкает шашку в землю. Крупный план окровавленной шашки, а потом уже следующий кадр — дом, возникший на этом месте. Вам не кажется, что не только ваш герой, но и весь этот дом, построенный на крови, и весь род, живущий в нем, обречены?

— Мне кажется, в этом фильме нет обреченности, безысходности. Но я вижу в нем подтверждение тому, о чем часто в последнее время думаю. Что и мне, и моим родителям, и — в меньшей степени — моим детям выпало жить в смутные времена. И мы так смешно пытаемся улучшить свою жизнь! Мы, взрослые люди, силимся натянуть на себя детские колготки — в надежде, что они не лопнут. Я имею в виду то, как мы пытаемся примерять все эти европейские модели: политические, экономические, социальные. Это до такой степени смешно! Уникальность нашей страны — в силу и территории, и многонациональности — такова, что модель эту надо изобретать здесь.

— Но ведь обитатели дома и пытаются жить по этой «изобретенной здесь» патриархальной модели. Когда слово героя Ступки является непререкаемым — просто потому что он старший. И модель эта рушится на наших глазах. Сыновья бунтуют против отца.

— Их бунт — тоже не конечная инстанция. Здесь нет более правых и более виноватых — этим мне и нравится фильм. Младшему сыну, который восстает и против отца, и против старшего брата, как Алеше Карамазову, дверь оставлена открытой.

— Фактически все картины, которые снимаются сейчас в России (если не брать в расчет авторское кино), — это либо попытка работать в формате голливудского фильма-аттракциона, либо следование традициям советского кинематографа. Вам какой путь ближе?

— Я бы сформулировал это иначе. Для меня есть два вектора: индустриальное кино и художественное кино. Если индустриальное победит глобально и окончательно вытеснит художественный кинематограф, то кино как искусство трансформируется в нечто другое. В фильмы-аттракционы, как вы их называете. Но я не хочу в это верить. А вот как все будет развиваться, в основном зависит от нас, зрителей — от того, что мы хотим смотреть: аттракцион или кино.

— Вы сами ходите в кино?

— Хожу в «35 мм» — это единственный кинотеатр, где идут серьезные фильмы. Многое смотрю на DVD. Даже если еду на три дня, везу с собой кучу дисков. У меня есть кофр, где лежат «Калина красная», «Служили два товарища», «Зеркало»…

— А оскароносный фильм «Король говорит!», например, положите в этот кофр?

— Положил, посмотрел. Но для меня, по прошествии многих лет, реально оскароносная картина — это «Список Шиндлера». К тому же любая премия — и «Оскар», думаю, не исключение — эта вещь условная. Я буду идиотом, если про какую-то свою премию скажу: «Я ее заслужил». Любую премию можно распилить на части и раздать тем людям, которые помогли тебе сыграть эту роль и получить награду.

Лариса ЮСИПОВА
«Известия», 8 ноября 2011 года