Версия для печати

Венчание генералиссимуса

На новой «Другой сцене» театра «Современник» обещали ставить только экспериментальные работы. Третья премьера «Полет черной ласточки, или Эпизоды истории под углом 40°» - о Сталине, которого давно хотел сыграть в театре Игорь Кваша.

Сталин предстает в спектакле добрым старикашкой, беззащитным перед силой последней любви, подвяленным тираном, больным, пребывающим в морфинистических грезах генералиссимусом. «Мощного старика», по воле грузинских драматургов Петра Хотяновского и Инги Гаручавы, занимают только два вопроса: секс и религия. «Я человек, мне весна жилы рвет», - вот монолог Сталина, достойный египетского фараона, сквозь тело которого после смерти прорастали колоски пшеницы.
За три дня до смерти, пребывая в коматозной полудреме, Сталин якобы влюбляется в обслугу, делающую ему клистиры. Затевается обряд православного венчания, для чего Сталин добывает из памяти знания церковно-приходской школы – от епитрахили до царских корон над головами венчаемых. Венчание должно одновременно означать искупление грехов вождя и его возвращение в лоно церкви. С помощью Лазаря Кагановича (имя сталинского соратника обретает в этой истории особый, христианский смысл) найден православный священник. Тот упирается, настаивая на невозможности покаяния убийцы. С женитьбой надо поспешить – в небе раскрылись какие-то черные дыры, которые скоро закроются. И Сталин срочно созывает своих учеников на Тайную вечерю, чтобы преломить хлебы и угоститься вином. А еще, в качестве довеска к маразму, Сталину шьют новую шинель. Она же его и задушит вместе с призраком Акакия Акакиевича Башмачкина, являющимся генералиссимусу по ночам.
В который раз убеждаешься: режиссеру Владимиру Агееву пьесы с доморощенной мистикой в руки лучше не давать! Потеря реальной почвы под ногами, неразличимая смесь реальности и видений и другие кромешные «непонятки» лишают сценическую историю каких бы то ни было внятных обоснований. На сцене – умопомешательство, бесконтрольное буйство символов и аллегорий, морфинистский глюк. Недаром в прологе к спектаклю сияющий Сталин кормит своих соратников аппетитными мухоморами.
У растерявшейся, дезориентированной интеллигенции сегодня нет никакой иной возможности дать Сталину как исторической фигуре сколь-нибудь внятный сценический облик, кроме такого, когда персонаж становится смутным пятном неизвестно чего. Парадоксально, но факт: в самой кромочке финала, словно спохватившись, Сталин Игоря Кваши все-таки напоминает зрителям, что – ах, да – это он убивал и мучил, это он сын дьявола и Каина, это он, Вождь, еще вернется в белом кителе, харизматичный и кровожадный, в чьих жилах не течет кровь человечья. Нетвердость убеждений и колебания в образе Сталина привели спектакль к тупику. К жанру несъедобной, вязкой, застывшей каши на постном масле богохульной мистики – каши, которую лучше даже и не пытаться расхлебать.

Павел РУДНЕВ
«Досуг и Развлечения», 9-19 июня 2005 года