Подзаборная Испания

«Селестина». Автор пьесы и режиссер Николай Коляда. Театр «Современник».

На фестиваль «Золотая маска» Николай Коляда привез из Екатеринбурга спектакль «Ромео и Джульетта». Только-только театралы успели оправиться от впечатления, произведенного этим творением, как в «Современнике», надежном оплоте режиссера в Москве, вышло новое издание «Коляда-шоу», на этот раз под названием «Селестина».

Плодовитый драматург и энергичный режиссер Коляда дружит с «Современником» давно и прочно. В репертуаре театра три спектакля с соответствующей фамилией в графе «автор». И вот четвертый: «сочинение Н. Коляды по мотивам пьесы испанского драматурга ХV века Фернандо де Рохаса». На основе многостраничного, бытописательского и нравоучительного романа-драмы сочинена бенефисная пьеса для звезды «Современника» Лии Ахеджаковой.

Сюжет представления, заимствованный Колядой у средневекового моралиста, таков: юноша влюбляется в девушку и призывает на помощь в осуществлении своей любви сводню и колдунью Селестину. «Ведьма, сучья мать, навозная муха» – вот ее титулы. И героиня Ахеджаковой несет их с гордостью. Девиз этой бойкой старушонки: «Честь, целомудрие – тьфу! Желание! Желание!» Собственные плотские стремления она по объективным причинам удовлетворить уже не в состоянии и отыгрывается поэтому на снующей вокруг молодежи, которую сводит во всех возможных комбинациях, вплоть до свального греха: «Целуйтесь, целуйтесь, шлюхины детки! Стол не опрокиньте». Раблезианский размах телесных радостей оборачивается во втором акте неожиданной горой трупов. Селестине перерезают горло; ее убийцам отрубают головы; главный герой Калисто гибнет как-то невнятно – то ли от руки наемного киллера, то ли по недоразумению; влюбленная в него Мелибея немедленно кончает жизнь самоубийством. В живых остаются две молоденькие развратницы, воспитанницы Селестины. Они и принимают эстафету из рук своей духовной матери: дело Селестины, «святое» призвание сводничества – вечно и непобедимо! А зарезанная старушка призраком приходит к умершим любовникам и, склоняясь над их трупами, снова возглашает свою заповедь: «Живите и размножайтесь!»

Только азартная игра Лии Ахеджаковой отличает получившееся в «Современнике» действо от вышеупомянутых екатеринбургских «Ромео и Джульетты». Те же голые доски декораций, та же аляповатая пестрота костюмов, такая же безликая толпа приплясывающей массовки. Многочисленные пластические вставки – нечто среднее между утренней зарядкой и народной игрой «бояре, а мы к вам пришли». Немыслимая избыточность визуального ряда: быки, коровы, ослы, монтировщики в костюмах тореро. И кроме этого – десятки и десятки погонных метров ткани: она разодрана на лоскутки и ленточки, смотана в клубки, сложена в аккуратные стопочки, накручена на тела, головы, руки персонажей; разноцветные тряпки с треском разрывают, в них катаются как в сене. Среди этого мануфактурного бесчинства носятся испанские горожане пятнадцатого века, похожие на австралийских аборигенов, только вместо перьев и бус – связанные из тряпочек половички и косички.

Энергия сюжета и бодрая трактовка образа Селестины безнадежно растворяется в непропорциональной растянутости спектакля, в бессмысленной толкотне двух десятков актеров на сценической площадке, в утомительном нагромождении пестрых картинок. И даже жизнеутверждающая, «испанская» мораль не в силах оправдать самонадеянный дилетантизм режиссуры.

Мария Львова
Вечерний клуб, 25 апреля 2002 года