Версия для печати

Тридцать лет спустя

В основу пьесы Сергея Михалкова легли отрывки из «Современной идиллии» Салтыкова-Щедрина. В свое время постановка, высмеивающая страхи двух русских интеллигентов, вступивших на путь «мучительного оподления», идеально наложилась на послеоттепельную атмосферу семидесятых и восхитила зрителей синтезом психологического театра и подчеркнутой условности, который столь органично мог выглядеть только у Товстоногова. С тех пор многое изменилось.

Разыгранная история вкратце такова: некто Рассказчик встречает на Невском ни больше ни меньше как Павла Степановича Молчалина, и тот объясняет ему, что сейчас такое время, когда нужно «погодить». Рассказчик начинает «годить» на пару со своим приятелем Глумовым, и процесс этот заканчивается так, как и следовало ожидать: друзья заводят тесное знакомство с квартальным надзирателем, а Глумов даже оказывается на содержании у содержанки. Раньше играли на фоне серого холста с изображением российских самодержцев, теперь — в нейтральных зеленых сукнах, раньше в роли Балалайкина блистал молодой Олег Табаков, теперь его играет тоже молодой Илья Древнов, и только исполнители ролей Рассказчика и Глумова остались прежними — Игорь Кваша и Валентин Гафт, — хотя и постарели почти на тридцать лет. Самое же главное, что изменилась эпоха: интеллигенцию нынче можно обвинить в чем угодно, но только не в стремлении «годить». Временами ее гражданская активность просто пугает. Молодым же и вовсе непонятно, о чем речь: они не то что на кухне — на всю страну «за стеклом» говорят, что в голову взбредет, а лучше бы, право, погодили.

Что же очевидно в долгом, почти трехчасовом и откровенно разговорном спектакле? Ностальгия умных и интеллигентных артистов по своей молодости, по тем временам, когда слово, произнесенное со сцены, дорогого стоило: его слушали, затаив дыхание, искали в нем сокровенный смысл, созвучный тому, что в душе, и испытывали радость и облегчение, когда этот смысл находили. Тоска по работе с большим режиссером, благодаря которому обычная сцена, простой разговор за ужином о том, как «ветчина ветчиною сделалась», становилась шедевром актерского мастерства. Вера в содержательный, умный театр, существующий не для одного только развлечения. Всему этому нельзя не сочувствовать — парадокс, однако, в том, что наиболее удачные моменты возобновленного спектакля связаны как раз с откровенно комическими, гротескными сценами (тогда зритель просыпается и включается в действие). Зал оживляется, когда бредит о баталиях странствующий полководец Редедя — Сергей Газаров, хохочет, когда Очищенный — Сергей Гармаш сравнивает здешнюю жизнь с селянкой в малоярославском трактире: «Коли ешь ее с маху — ничего, а коли начнешь ворошить и разглядывать — стошнит!» Этакого распоясавшегося Хлестакова, персонажа почти фантастического и откровенно условного, играет и Илья Древнов — невмоготу ему всерьез разоблачать многодетного отца, ради денег решившегося жениться на купеческой «штучке». На этом фоне теряется история главных героев, их «тоска проснувшегося стыда», столь важная для автора «Современной идиллии», — ее как бы и вовсе нет. Есть два мелких человечка, в лучшем случае способных потешить уважаемую публику.

То, что Гафт и Кваша — первоклассные артисты, факт непреложный и вовсе не требующий таких сложных и трудоемких доказательств, как возобновление «Балалайкина». В общем, как сказано у поэта, популярного в те же семидесятые: «Не возвращайтесь к былым возлюбленным — былых возлюбленных на свете нет».

Нина Агишева
«Московские новости», №50, 11-17 декабря 2001 г.