Версия для печати

Краткие отзывы прессы о спектакле:

«…знание о Вайде добавляет спектаклю содержание и объем. Ритм у него – свой собственный, незаемный, сцены смонтированы в коллаж-карусель, позволяющую мгновенно переноситься из комнаты Шатова (Сергей Гирин) – в лес, где его убивают (с Вайдой в «Современнике» работала его супруга, художник-единомышленник Кристина Захватович). У режиссера, очевидно, не было желания поразить публику какой-то неожиданной формой. Он и сам не раз успел сказать об этом, – очень важно было услышать наконец, неповторимый русский язык Достоевского. Слово Достоевского, его диалоги и монологи Вайда, если можно так сказать, приравнивает к действию. Интрига, развитие сюжета чуть-чуть уходят в тень, а слово – в буквальном смысле выдвигается на первый план: главные слова и Верховенский-отец (Игорь Кваша), и Николай Ставрогин (Владислав Ветров) произносят с авансцены. Показалось, что Вайде, как будто уставшему от кино, в удовольствие было «воспользоваться» простодушием и открытостью театра и потому решения его нарочито просты и открыты: необходимые детали оформления – стулья, кресла, самовар на столе, образ с горящей лампадой – на глазах у публики выносят и уносят обратно слуги сцены, фигуры в черном, дзанни восточного театра. Ширмы, делящие пространство на комнаты и углы, воспринимаются как «лапидарный» восточный контрапункт к неэкономному русскому многословию. «Бесы» продолжают линию масштабных, эпических и исторических спектаклей «Современника», которая в сегодняшней афише представлена «Крутым маршрутом» и «Тремя товарищами». А с «Крутым маршрутом» Гинзбург только что вышедшие «Бесы» могут составить дилогию на темы русских заблуждений и иллюзий. Иллюзий глобальных и самых простых, человеческих, из которых, собственно, и прорастают потом те, которые способны потрясти мир…»

Григорий ЗАСЛАВСКИЙ
«Независимая газета», 18 марта 2004

«…Непонятно, как физически удалось за полтора месяца сделать сильный, полнометражный спектакль на тридцать человек. Изучаешь плотно набранную программку, и кажется, что в едином порыве "взбесилась" чуть ли не вся труппа "Современника" (…)Быть смешным - очень важная штука, когда играешь "Бесов". Потому что они написаны на грани откровенного глумежа. Здесь роскошный комичный текст, и если местами трактуется о вещах философских или жутких, то блестящие парадоксы все равно вызывают у слушателя улыбку удовольствия... Помимо Лебядкина, чумазого, громогласного, хрипатого, этакого Ноздрева, которого унизила, оскорбила и опустила жизнь, алкаша с неустойчивой вибрацией во всех членах, тощего, но сильного медведя, которого на потеху публике обучили маршировать с неуклюжей грацией, принимать первую балетную позицию и по-оперному отводить лапу, так вот, помимо Лебядкина - Гармаша, комическую функцию с привычной профессиональной легкостью исполняет Игорь Кваша - Степан Трофимович. То в бархатном сюртучке, петушком, петушком, то испуганный и ошарашенный, то жалкий и раздавленный, человек с пылким театральным воображением, Верховенский-отец - может быть, самый психологически точный тип в "Бесах" Достоевского и соответственно в "Бесах" Вайды.»

Елена ЯМПОЛЬСКАЯ
«Русский курьер», 18 марта 2004

«…Вослед за Достоевским и Камю, написавшим инсценировку романа, Вайда рассказывает страшную историю духовной деградации российского общества. Его режиссерская рука здесь подобна резцу ваятеля, отсекающего все лишнее (…) Самой главной победой режиссера оказался... роман Достоевского "Бесы". Именно он мерцает и пульсирует, выпирает и болезненно саднит в самых непредвиденных местах. Над ним смеются и неожиданно замирают, слушая слова Верховенского-младшего (Александр Хованский) о провокациях, поджогах, убийствах и развращении общества, глядя, как кружатся бесы в черных одеждах по сцене и как смиренно один из них садится послушать евангельскую притчу о свиньях, в которых вошли бесы. В спектакле Анджея Вайды "Современник" приобрел неудобную, по-настоящему современную историю. Слова Достоевского страшно резонируют в сегодняшнем пространстве России. Случай этого писателя таков, что иногда слова важнее того, как они играются актерами. Главное, чтобы их услышали…»

Алена КАРАСЬ
«Российская газета», 18 марта 2004

«…Форма спектакля самая что ни на есть простая, традиционная при воплощении эпоса, отчасти (не намеренно ли?) старомодная. Действие выстроено поэпизодно. Есть «рассказчик» — лицо от автора. Есть служки театра, которые четко и быстро переставляют скупой реквизит, выносят ширмы для «домашних», интерьерных сцен. Но ширмы неизменно ставятся с краю, так, чтобы не заслонить пространства сцены, открытого вглубь, вширь и вверх. И рассказчик, живой, подвижный юнец, со вздыбленными рыжими волосами, — Сергей Юшкевич — стремительно выносится на сцену. Не комментатор событий, не связующий «элемент», а бешено активный участник происходящего. И служки театра, названные в программке «черными фигурами» (Руслан Ковалевский, Кирилл Мажаров, Рашид Незаметдинов, Владимир Суворов), в комбинезонах и масках похожи на «бесов». От них в спектакле шум, мертвое верещание трещоток, охи, стенания, вопли потустороннего, «дьявольского» мира. Постоянная художница Вайды и спутница его жизни Кристина Захватович на огромном пространстве, изобразила серо-черные, длинные, мрачные облака, по колориту — близкие апокалиптическим Босху и Брейгелю, но еще и похожие на те, что в осеннюю пору нависают низко над великой русской равниной. Предчувствие катастрофы — в темном воздухе сценического проема, в шумах, диссонансных звучаниях, взнервленных до крика, до истерики голосах спектакля. Похоже, что ужасное действие его, с убийствами, самоубийствами, обманом, позорными признаниями и жестокими интригами, совершается не по углам и каморам, не по барским хоромам, а на миру, перед судом людским. Три часа спектакля в зале стоит глубокая тишина. Слушают Достоевского. И потрясаются тем, как давно все главное о нас сказано. Мы ищем объяснения своим грехам, заблуждениям, страданиям. А он уже ответил на вопросы, в опережение века все угадал о грядущих потрясениях и несчастьях России…»

Вера МАКСИМОВА
«Родная газета», 19 марта 2004

«…Психологические типы даны в спектакле в сконцентрированном состоянии, эссенцией человеческой сути. Вайда оставляет актерам узкий коридор – сыграть правдиво и преувеличенно броско одновременно. Поэтому так неприятно обжигает нервная взвинченность Елены Яковлевой, играющей Лебядкину. Ей отпущено слишком мало сценического времени, чтобы сыграть и безумие, и мудрость, покорность судьбе и восстание духа. Порой ее игра настолько гротескна, что вот-вот станет карикатурной. Но она убеждает в подлинности, реальности своей героини.

Сергей Гармаш в роли капитана Лебядкина великолепен – щедр по краскам, заразителен своей размашистостью, игрой в хитрость и острый ум. Кто-то уже сказал: ну, это беспроигрышное попадание в актера! Вот и прекрасно.

Великолепны Игорь Кваша – Степан Трофимович Верховенский и Тамара Дегтярева – Прасковья Ивановна. На спектакле становится просто интересно следить, как виртуозно Кваша делает своего героя то смешным, то нелепым, по-детски беспомощным; как героиня Дегтяревой пытается быть рассудительной и строгой или вдруг впадает в кокетливую обиженность и старческую капризность. Говорю об актерах, поскольку в них ярче отражена своеобразная эклектичность постановки. Вайда каждый эпизод большого литературного полотна, преобразованного для сцены, открывает своим стилистическим ключом.

Сравнивать спектакль Вайды с тем, что у Достоевского или с тем, что, по нашему мнению, хотел сказать Федор Михайлович, смысла нет – они все равно лежат в разных временных и материально-художественных плоскостях. Надо считаться с тем, какими увидел «Бесов» великий режиссер. Достоевского он увидел без дорогого русскому сердцу надрыва и страдальчества. А его персонажей людьми одержимыми: кого собственными сверхидеями, кого своими несчастьями и своей добротой, а кого и взращиванием зла в себе и окружающих. Недобрыми он их увидел. Не такими, как большинству из нас хочется. А получилось убедительно.

Петр КУЗЬМЕНКО
«Вечерняя Москва», 22 марта 2004

«…Но Бесы на сцену Современника таки вышли. Слегка старомодный – и в этом его обаяние – но ничуть не устаревший спектакль Анджея Вайды одержал несколько побед, открыл несколько имен, пощекотал нервы модным московским критикам, и напомнил о существовании великой русской литературы. История бесов не только не закончена, но даже не дошла до своей кульминации, которая, судя по тому, как развивается наша судьба, неотвратима и очень притягательна. Среди простых и ясных идей Петруши Верховенского главной сегодня становится - страсть, как милой нашему сердцу – право на бесчестье. Не так страшно перепутать зло с добром, как вообще эти категории отменить, что, собственно, и случилось с нами за годы романтических реформ. Увы - наша "бархатная" революция потерпела моральное поражение. Выпутаться из этой воронки абсолютного беспредела и пытается помочь нам Анджей Вайда. Бесы – спектакль совсем не длинный, совсем не скучный и уж точно не бессмысленный. В Москве еще есть театр, где говорят и думают. Театр, где еще смеют сомневаться. Театр, где не отвечают на вопросы, а задают их. Театр, где артисты обязаны быть личностями, иначе их никто не услышит. Театр, где старомодность сродни героизму…»

Ксения ЛАРИНА
«Эхо Москвы», 23 марта 2004