Версия для печати

Память о герое

Евгений Каменькович сделал сложный текст поэмы Бродского доступным зрителю — мало кто осилит «Горбунова и Горчакова» прочесть, а вот посмотреть, да еще в отменном актерском исполнении двух молодых звезд — Ефремова и Смольянинова — это просто удовольствие.

Одно из самых сложных и малоизвестных произведений Бродского зачастую считают сугубо утилитарным: мол, поэт его написал, выплеснув все, что ужаснуло его в психушке. Отчасти, это, может, и верно, но Бродский не был бы гениальным поэтом, если бы ограничился исключительно «психологической» стороной дела. Следуя завету любимой поэтессы Ахматовой, гласящему «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда», Бродский написал удивительный текст, который дается в руки не всякому. Тем более — театральному режиссеру.

Каменькович сумел найти очень верный подход. Пройдя мимо искушения показать физиологическую сторону происходящего, режиссер доверил оформление спектакля молодой команде из трех художников, ученикам Дмитрия Крымова. Они вписали пространство психушки в белые стены. Одну превратили в узнаваемый силуэт венецианских фасадов (время от времени на белом поле возникает проекция колонн и льва Святого Марка с книгой под лапой). Другую — в глухое белое поле, с которым артисты порой взаимодействуют таким чудесным образом, что раскрывать секрет не хочется. Во всяком случае, и действие, и то, что оно символизирует — поистине яркая метафора.

Сложный пятистопный ямб, в устах Горбунова и Горчакова порой напоминающий библейский стих (безусловно, сознательная стилизация Бродского), Каменькович отдал двум артистам «Современника»: Артуру Смольянинову (Горчаков) и Никите Ефремову (Горбунов). То, что происходит дальше, принято пафосно называть «чудом театра». Очевидно, что текст разобран Каменьковичем скрупулезно, тщательно, до запятой, до вздоха. А Ефремов и Смольянинов просто и ясно доносят его — текст — до зрителя. Причем не только музыку этого стиха, но и самый его смысл, да так, что не оторвешься, следя за схваткой друзей, один из которых предает другого.

Аналогия прозрачна: предательство Горчаковым Горбунова сродни библейскому новозаветному сюжету. Каменькович сумел провести эту параллель, почти не заостряя на этом внимание зрителя. Один-единственный раз больничные каталки образуют длинный стол, за которым в центре оказывается Горбунов, а Горчаков где-то сбоку, присогнувшись, откупоривает невесть откуда взятую в психушке бутылку.

Еще одна актерская работа — Андрей Аверьянов в роли Мицкевича — домовой этой больнички, в марлевой шапочке, из-под которой вьются русые кудри. Аверьянов сделал еще и музыкальное оформление спектакля — сам играет на пианино, примостившемся в углу сцены, и выпевает названия глав поэмы, будто дьячок, ведущий службу.

Полтора часа без антракта — на одном дыхании, точно обряд, ритуал, а не спектакль. Точный, красивый, еще чуть-чуть бы — и трагический. Но Каменьковичу удалось превратить трагический финал в почти миф, почти легенду, а легенда прежде всего — память о герое, а не плач по уходящим.

Анастасия ТОМСКАЯ
Afisha.mail.ru, 17 октября 2011 года