Версия для печати

ОБЩЕСТВОМОРАЛЬВЗРОСЛЫЕДЕТИ

Как известно, художественный руководитель Театра "Современник" Галина Волчек не жалует театральную критику - и вкуса они, мол, не имеют, и культуры маловато, сами хотели стать режиссерами и актерами, да не вышло. Вот мстят ехидными рецензиями истинным художникам. Но сейчас, думаю, Галина Борисовна изменит к критикам отношение. Потому что новый спектакль "Современника" "Мамапапасынсобака" сербского драматурга Б. Срблянович, поставленный молодым режиссером Ниной Чусовой, в переводе актера театра Сергея Гирина очень понравился нам всем.

Редкое по нынешним временам увидели мы зрелище. Редкое потому, что обращено оно не к эротическим восторгам, не к фрейдистским комплексам, не к воспеванию красивой смерти, не к прославлению загробных чудовищ и кровавых вампиров… Словом, не ко всему ультрамодному набору "театрального "меню", что называется авангардом, а на деле - всего лишь остывшие объедки надоевших уже и самому Голливуду былых голливудских пиршеств. Нет, спектакль "Современника", сложивший в одно слово детей и взрослых, обращен к самым живым нашим чувствам, самым болезненным точкам души. Нам показали детей, играющих во взрослых, повторяющих дела и привычки матерей и отцов. Как же страшно оказалось все это, как заставило зрителей прятать друг от друга глаза, тайно краснеть, вытирать холодный пот с горячего лба, обрывать слышный смех неслышной слезой! Но отчего же так страшно? Ведь дети во все века играют в "дочки-матери", повторяя куклам благонравные советы благонравных матерей.

В центре спектакля - сын, маленький озорник, хитрый философ, озлобленный ребенок с недетскими мыслями, давно ненавидящий и презирающий взрослых. Сложно, талантливо играет эту роль Чулпан Хаматова, раскрывая драму в юморе, трагедию в комедии. Необыкновенно смешон этот гадкий утенок с глазами точно пуговицы, не отражающими духовного света, не вбирающими в себя лучей жизни. И, словно уши летучей мыши, торчат по бокам этого лица-гримасы огромные уши-символы, уши-локаторы, уши-приемники, уши-собиратели не светлых звуков музыки, не божественных строк поэзии, не биения родных сердец, но одной лишь информации о все новых проделках взрослых, унижающих, обижающих детей. И еще эти уши похожи на наши былые огромные черные радиотарелки, превращавшие комнаты в улицу, живое общение - в общественные форумы. И постепенно понимаешь, что это не мальчик из чужой страны, пришедший сегодня на нашу сцену. Это наш современный российский подросток, путающийся под ногами во дворах, пугающий прохожих нагло-остекленелым взглядом. Так что же мы сделали с этим нашим сыном, что сделали с нашими людьми, превратив их в злобных мстителей?

Ну, например, сколько нашли вы слов для наших наследников, слов-финалов, слов-несчастий, слов, уже замыкающих круг только что начатого бытия? Здесь и юные алкоголики, подрастающие наркоманы, носители ранней агрессии, организованные преступники, буйные фанаты, безнадежные олигофрены, беспризорники, вечные жители детских домов, посланцы неблагополучных семей в благополучный мир, обуза для малооплачиваемых родителей и прочая, прочая, прочая. И ни одного ласкового слова, ни одного светлого взгляда. Сегодняшнее телевидение и кинематограф давно отучили видеть здоровые, умные детские лица, слышать милые детские речи, не замусоренные взрослым сленгом. И когда дети из современниковского спектакля в ужасе перечисляют уготованные им страшные "должности" в сегодняшней действительности - киллеры, маньяки, наркоманы, бандиты, понимаешь: это мы, взрослые, подготовили им эти "должности", заставили проклинать даже и самый час их рождения. Это мы уготовили им эти "должности" бесконечными беседами о торговле детскими органами, об усыновлении никому не нужных российских младенцев на благословенном Западе, о краже детей для получения выкупа, о каком-то бесовском клонировании новых Адамов и Ев, уже самим Богом изгнанных некогда из рая за дьявольское любопытство.

И дело не только в семье, которую копируют дети. Семья - это лишь часть огромного культурного пространства страны. Формирует героев спектакля само общество, поначалу разлагающее семью, а затем уже позволяющее и ей калечить детское сознание. Разве только семья виновата в отсутствии милосердия, в обращении с детьми как с неким товаром. Неблагополучная семья! Но об этом ли думали замечательные наши литераторы Александр Куприн, Леонид Андреев, когда писали чудесных своих докторов, спускавшихся в самые темные подвалы, чтобы помочь нищим детям, чудесных родителей, что приводили к больной девочке даже и самого слона, о котором она мечтала, чудесных своих художников, что рисовали на грязном подвальном окне свежий зеленый лист, чтобы умирающий ребенок смог еще насладиться светом, летом и самой жизнью.

И вот все это мы потеряли. Отлично передает весь трагизм этих гуманитарных потерь Галина Петрова, играющая роль отца в детской семье. Напыщенно-безразлично читает он вслух свою газету, и слушают его, не слыша, маленькая мама, юный сын. Но словно рваные осколки, застревают в мозгу сына все эти сведения о постоянных войнах, национальной вражде, скачущих ценах на нефть, чьих-то бешеных деньгах. И разрушение исподволь начинает разрушительный свой виток в детском сознании. Ребенок невольно и сам становится как бы придатком глобализации, терроризма, чисто бандитских разборок. И черствеют юные сердца - пусть поскорее умирают взрослые, если снова раскручивать "земной шарик", как пел Высоцкий, то мы сделаем это сами - своими слабыми-сильными детскими руками.

И еще один из наиболее запоминающихся образов спектакля - маленькая мама (Ольга Дроздова). Девочка, подражающая своей матери, девочка, подражающая целому сонму реально-виртуальных матерей, что научились торговать своими дочерьми. Вместо хранительницы очага она играет некую условную "топ-модель", для которой туфли на высоком каблуке, кокетливые кружевные трусики и познание о том, как появляются дети, составляют весь ее духовный мир. А если нет в семье разумной и доброй матери - значит, исчезает образ матери-Родины, которая в любую минуту может позвать своих детей на подвиг, на защиту.

И, наконец, собака в исполнении Полины Рашкиной. И здесь символ, и здесь метафора - несчастные дети, выброшенные национальными раздорами на обочину жизни, давно стали вечными беженцами, почти собаками при чужом жилье, при чужом хлебе. Она, эта собака-девочка, льнет к детям, у них, думается, больше сердечного тепла. Но и здесь беда: их сердца окаменели, они не знают о сострадании к людям, что и говорить о сострадании к животным?! Но вот наступает в спектакле мгновение, резко меняющее его настроение: и мама, и папа, и сын, и собака - дети, доселе мечтавшие похоронить своих родителей, тесно прижимаясь друг к другу, сливаются в общей молитве, просят сберечь жизнь старших. Жутко оставаться одним в этом холодном мире.

И зажигается надежда - быть может, эта мольба спасет всех. Дети простят нас, а мы простим их, чтобы дальше шла чистая жизнь родственных поколений.

Инна ВИШНЕВСКАЯ
"Литературная газета", № 7, 19-25 февраля№7, 2003.