Версия для печати

Краткие отзывы прессы на спектакль.

«Галина Волчек называет пьесы Чехова энциклопедией человеческих чувств, мыслей, отношений. При том что чеховская драматургия неотъемлемая часть мирового театрального репертуара, это - в первую очередь энциклопедия российской жизни, со свойственными, по большей части только нам, метанием, бесплодными надеждами. И не раз во время спектакля "Три сестры" ловишь себя на мысли: как горько мы живем, как, может быть, неправильно живем, но... вот так, как есть. Тому, кто начнет "резонировать" с ним на одной частоте, повезет, и он будет поглощен происходящим на сцене».

Независимая газета, 2 марта 2001 года Татьяна Рыбакина

«Главное, по законам этого театра ("театра живого человека", по любимой формуле его основателя), чтобы призраками не были сестры. Чтобы внутри у нас сработало: те – или не те; они – или обман, подмена. Доверие, чувство родства может прийти с первого взгляда – или потом, после всего, как итог. Как сейчас в "Современнике", когда в финале, непатетичном, негромком, вдруг видишь близко от себя родные лица – родные друг другу и нам. И понимаешь: да – сестры…

Если кто-то рассчитывал найти в "Современнике" ровное, добротное зрелище, он ошибся. Весь спектакль Волчек – процесс взрывчатый, динамичный. Меняются круто герои. Одним это предписано автором; другим – замыслом режиссера. Иной раз путь актера к герою проходит открыто и сложно, практически на глазах, что понятно: спектакль не устоялся еще; идет пристройка к пьесе, к ролям, к партнерам. Мало того, в нем идет и борьба – своего с чужим, сегодняшнего со вчерашним.

В Чехове Волчек ищет небудничное, но земное, не боясь метафоры, резких акцентов – как факелом горящая газета в руках Чебутыкина в трагическом его монологе. Главное, как всегда, для нее – жизнь души, правда чувств, порой форсированных или чрезмерно открытых – как резкий напор смелой, красивой Маши; как радость звонкоголосой Ирины (Чулпан Хаматова). Это может вызвать обратный эффект, утомляет и охлаждает. Но нервность – в "природе чувств" "Современника", что Чехову не противоречит, – он в нервности видел признак таланта, хотя накал ее и прорывы нынче иные. То, что он называл "грацией" – сдержанность, экономия, чувство меры, – почти ушло из нашего обихода, да и со сцены тоже. Почти – не совсем, однако; и в этом спектакле есть».

Культура, 22 - 28 февраля 2001 года Татьяна Шах-Азизова

"Трех сестер" на театре играли бессчетное количество раз, и ставить их как обычную пьесу нельзя - текст окутан памятью о прежних интерпретациях и трактовках, великих ролях, смыслах, которые несли в себе прежние постановки. Теперешняя театральная публика сильно изменилась: в зале найдутся и те, для кого история сестер Прозоровых будет внове, но для театра это ничего не меняет - "Трех сестер" можно ставить лишь для того, чтобы сказать что-то очень важное. Такая пьеса требует очень большой режиссуры, тут не может быть ничего случайного - и наиболее примечательным в "Трех сестрах", поставленных в "Современнике", стало то, как здесь звучит текст».

Известия, 8 февраля 2001 года Алексей Филиппов

«Получились совсем новые "Три сестры" в старых декорациях и костюмах. С новыми исполнителями и новыми смысловыми акцентами: само время изменилось, а Галина Волчек осталась верна принципу читать Чехова без дистанции и ставить его пьесы как современные. И извечная чеховская и общечеловеческая тоска по лучшей жизни в характерах повернулась новыми гранями, для этого спектакля – принципиальными».

Время МН, 8 февраля 2001 года Ирина Корнеева

«По счастью, в «Современнике» скучных спектаклей почти не бывает: режиссуру Галины Волчек можно любить |или не любить, но в резкости и эмоциональности высказывания ей не откажешь(…) Эта беззащитность человека, с его детскими воспоминаниями, смешными привязанностями и жаждой счастья перед неумолимой действительностью, и есть главное настроение спектакля, его нерв, делающий историю сестер Прозоровых нужной и понятной сегодня. Рвутся связи, казавшиеся вечными. Рушатся идеалы, которые были так дороги. Люди снова убивают друг друга со средневековой тупостью. И впереди опять —туманная неизвестность. Неужели прав Чаадаев и Россия нужна лишь для того, чтобы преподать урок другим, а себе — ничего?

Разбитые вдребезги, хрупкие жизни— очень чеховский мотив. Как драма военного доктора Чебутыкина, хорошо сыгранного Валентином Никулиным. Как душераздирающие звуки военного марша, под который уходит полк, а всем кажется, что с ним уходит и жизнь. Последние монологи сестры произносят тихо и чересчур сдержанно (возможно, здесь скрытая полемика со знаменитым эфросовским спектаклем, где Маша, Ирина и Ольга едва ли не кричали эти слова), но, в сущности, так и бывает, когда на крик сил уже не остается. В каком-то смысле Галина Волчек завершила трилогию, поставив после первых «Трех сестер» и «Крутого маршрута» новый, очень горький спектакль о русской жизни».

«Московские новости» Нина Агишева

«Галина Волчек в «Современнике» поставила «Три сестры». Спектакль, как всегда у неё, получился живым, подвижным, ярким. Театральные снобы, знающие пьесу наизусть, будут искать и найдут, наверное, поводы побурчать и даже поехидствовать, но никто, думается, не сможет отрицать того обаяния молодости, которым буквально пронизано и согрето все действо. Послушные воле мастера молодые актеры, да и немолодые тоже, каждый в свою меру страстно и атакующе живут на сцене. Отдельные их работы хочется назвать отменными. В длинную, столетнюю историю пьесы теперь, несомненно, будут вписаны такие актерские работы, как Маша в исполнении Ирины Сенотовой, учитель Кулыгин Геннадия Фролова, точный, крупный, по-своему обаятельный и оттого еще более убедительный, и, конечно, открытие спектакля — Соленый, воплощенный Михаилом Ефремовым».

"Век" №7 16 февраля Даль Орлов

«Три сестры в «Современнике» — спектакль о распаде рода. Не о русских иллюзиях, но об изживании их. Не о стремлении в Москву, а о необходимости стать начальницей гимназии в N. получить казенную квартиру, спасти няню (тем сохранив хоть что-то из устоев погибшего дома Прозоровых), заставить даже Наталью ценить себя...(…)

Сестры Прозоровы в спектакле отчаянно одиноки, исторически и социально одиноки. И проходят лихую науку русской эмансипации XX века.

Сестры Прозоровы могут рассчитывать только друг на друга. И на себя.

В финале они остались одни, словно выстрадав за четыре чеховских акта перемены в сознании четырех поколений: потомству действительно есть за что их благодарить... Три усталых, измученных, заплаканных женских лица запрокинуты вверх».

Новая газета №10 12-18 февраля 2001г. Елена Дьякова

«На сцене как такового дома Прозоровых нет, есть только открытое, неуютное, «голое» пространство с остатками вынесенной на улицу мебели, что-то типа временного пристанища, крышей которого служит перекинутый вверху мост, как бы символически соединяющий век ушедший и век нынешний. Не зря начало спектакля чем-то напоминает пролог некой шекспировской трагедии. Занавес открывается, и мы видим среди бушующей снежной метели на высоком мосту застывшие три женские фигурки. Сильный ветер рвет их платья, заглушает слабые звуки вальса, тяжелые сумерки опускаются на землю, и кажется, весь мир погружается в хаос. Пусто, страшно, темно, безлюдно, Ощущение неприкаянности, одиночества, тоски, поселившееся в сестрах с первых минуты действия, не покидает их даже в самые светлые моменты (…) Нельзя сказать, что Галина Волчек, бывшая соратница Олега Ефремова, «окрашивает» жизнь своих персонажей в черные тона, тыкает их носом в грязь. Переживая за судьбу каждого героя, она призывает и их, и нас быть мужественными и сильными, так как страдания только в том случае оправданы, если жизнь человеческая имеет благородную цель».

«Труд» 17 февраля 2001 Любовь Лебедина

«Бульвар - Чистопрудный. Театр - "Современник". И действительно здесь вновь спустя пять лет встретились Соленый (Михаил Ефремов) и барон Тузенбах (Илья Древнов) в обновленном молодым актерским поколением спектакле Галины Волчек "Три сестры". Первая его версия была поставлена в 1982 году и просуществовала четырнадцать лет. За это время "сестры", конечно же, успели перейти в иную возрастную категорию.

Молодость нынешних сестер (Ольга -Ольга Дроздова, Маша - Ирина Сенотова, Ирина - Чулпан Хаматова) на фоне их "зрелости" в других московских театрах вдруг позволяет совершенно отчетливо обнаружить, что и вправду жизнь их еще не кончена. Ведь старшей Ольге в финале лишь тридцать с небольшим. И ее умение "властвовать собою" отнюдь не дань возрасту, а естество сдержанной и глубокой натуры, привыкшей заменять своим сестрам мать, хотя сама притягательна хрупкой женственностью. Наверняка эта роль поможет ее исполнительнице Дроздовой пошатнуть у театралов стереотип восприятия ее актерского имиджа».

Новое время №9/2001 Лариса Давтян

«При отнюдь не пессимистическом тоне спектакля, в котором совсем нет натужного надрыва, драма каждого (как это ни банально звучит) не завуалирована, а подчеркнута. Горечь проступает за пастельными тонами костюмов, просачивается сквозь светлое убранство гостиной с белым роялем и жизнеутверждающими букетами цветов (художники Вячеслав Зайцев и Петр Кириллов), вплетается в праздничное веселье угрожающе-унылым звуком вертящегося волчка, который Маша в испуге останавливает (…)После современниковских «Трех сестер» долго не можешь отрешиться от пьесы, которую знаешь почти наизусть. Уходят военные, уходят штатские, опошляется и затихает жизнь там, где еще совсем недавно она билась так пронзительно и гулко».

«Литературная газета» 21-27 февраля 2001г. Мария Хализева