|
 Версия для печати
Визит дамы в ночь лунного затмения
"Сладкоголосая птица юности" Теннесси
Уильямса в Современнике
Огромный черный круг, словно разрезающий
сцену пополам. Почти символ полного затмения
- солнечного, лунного, душевного, какого
угодно. Остовы толстых, массивных стен какого-то
то ли необжитого, то ли заброшенного строения.
Тростниковые заросли по углам. Парочка ветхих
стульев, стремянка, разбитое пианино. Три
грации в черных гимнастических трико, одна
- с виолончелью. Смешные и странные слова
(текст пролога принадлежит Нине Садур) прыгают,
как мячики. Гротесковое преображение в старух
- грации напяливают седые всклокоченные парики
и накладные "формы" угрожающих
размеров, рядятся в белые халаты. Все понятно
- отель для престарелых сумасшедших. Как
водится, заявка на отчасти хулиганскую и
абсолютно свободную игру. Кирилл Серебренников
атаковал Театр Современник своим новым спектаклем
- "Сладкоголосая птица юности"
по мотивам пьесы Теннесси Уильямса.
"Ну, дождалис-с-сь", - шипят в
антракте и в финале престарелые тетеньки-театралки,
словно вторя Принцессе Космонополис - Марине
Нееловой, тянущейся к невидимой трубочке
с протяжным: "Гашиш-ш-ш". Ну и
дождались, ну и, слава Богу. Уж лучше Кирилл
Серебренников с его увлекательными несовершенствами,
нежели банальная золотая середина. И к чему
шипение? Или позабыли о профессиональнейшем
Римасе Туминасе с его "Играем Шиллера!.."
или дилетантствующем Николае Коляде с "Селестиной",
уже попытавшихся вырваться на этой сцене
из срединного плена? Да, Серебренников ведет
себя ярче, громче, эпатажнее. Нас уже приучили
к тому, что он - надежда и опора современного
театра. С этим утверждением пока повременим.
Уже далеко не дилетант, пока еще не до конца
профессионал, Серебренников у нас на глазах
продолжает осваивать профессию и осваиваться
в театре, не прячась в экспериментальных
подвалах для избранно-продвинутых. Месяц
назад он наделал шума в эпицентре столичной
сценической географии, "затерроризировав"
чеховский МХАТ, сегодня дебютирует на большой
сцене Современника. Количество зрителей в
зале перекрывает все прежние показатели,
"своих" меньше, нужно набирать
новые обороты.
А тут еще Теннесси Уильямс. Это вам не Василий
Сигарев с братьями Пресняковыми и даже не
Майк Равенхилл. Почти ровесники, во всяком
случае - современники, с доступным и близким
языком, который с легкостью трансформируется
режиссером в язык сценический. Уильямс же,
пусть не столь хронологически отдаленный
от нас, уже возведен в ранг классика. А тут
и традиция - береги текст смолоду. Классику
Серебренников уже испытывал на прочность,
но не в Москве. И как это ни покажется кому-то
странным, но сегодня донесение до публики
лишь текстовых авторских смыслов - удел середнячков.
Серебренников - не из их числа. Ему нужны
свои смыслы - театральные, игровые, современные.
Уильямс дает сюжет, от которого следует оттолкнуться,
чтобы нестись дальше - в том же направлении,
но параллельной дорогой. А потому разбавим
его Ниной Садур, перелопатим и проясним,
чуть-чуть перепишем. Сколько остро-запретных
тем и фраз в нем искали и находили раньше.
Каким милым рождественским сказочником кажется
старина Уильямс после спектакля Серебренникова.
Сколько у него умилительных туманностей и
целомудренных умолчаний, над которыми явно
иронизирует режиссер. Каких только словесных
конструкций ни напридумывал драматург, дабы
не назвать таинственную "операцию"
Хэвенли. Да аборт ей сделали, тут же припечатывает
Скуддер (Сергей Гирин) у Серебренникова.
А это загадочное "падение" Александры
дель Лаго - "сверзилась по ступенькам,
мордой о мраморный пол". А что - весомо,
грубо, зримо.
На спектакле к тебе наведывается ощущение,
что никакого связного текста изначально вообще
не было. Был сюжетный остов, скелет, покрывавшийся
нужной плотью непосредственно в процессе
репетиций. Не только словесной. Лишние "косточки"
(представленные теми или иными персонажами
Уильямса) безжалостно отсекались, некоторые
"спаривались" - так Принцесса Космонополис
и Хэвенли оказались на одно лицо, лицо Марины
Нееловой. А порой вырастали и новые, как,
например, мать Чанса (Мария Селянская). В
общем, Серебренников отчаянно пытался сконструировать
абсолютно новую реальность, интересную прежде
всего ему самому. Не музейно-архаичную, не
подчеркнуто-деликатную по отношению к автору.
Современную, живую, но не грешащую на сей
раз злободневностью в троекратном размере.
И, безусловно, слегка иррациональную, не
вполне серьезную, замешенную на игровых приемах.
В своих прошлых спектаклях режиссер не боялся
провоцировать актеров на откровенные эмоциональные
выплески. Здесь же длинные и патетические
монологи персонажей Уильямса иронично смикшированы.
Не все и не всегда, но этот прием, тем не
менее, почти возведен в принцип. Оно и понятно,
Принцесса Космонополис, она же Александра
дель Лаго, - "священное чудовище",
актриса с именем и славой, для которой существование
в "стране людоедов" стало нормой.
Там не принято открывать лицо, подставляться
и расслабляться. Принцесса - Неелова отвязана
и цинична, пластически раскованна и несдержанна
на язык. Она блистательно выполняет все предложенные
режиссером трюки, порой акробатические. И
будучи послушной исполнительницей, умеет
остаться собой, не повторяя участи "пришпиленной"
в "Имаго" Анастасии Вертинской.
Принцесса без маски - если не лучшее, что
есть в спектакле, то, безусловно, самое эмоционально
заразительное. Потому что - от первого лица:
и эти вопли об уходящей молодости, и этот
ужас от провалов и падений, и это одиночество.
Она может хорошо поставленным голосом продекламировать
Чансу: "Я люблю тебя", - и тут
же несколько раз с удивлением и испугом прошептать:
"Я это сказала?". Локтями и острыми
каблуками отпихивать назойливого соискателя
славы - и убаюкивать его, как ребенка, которого
у нее никогда не было. Прекрасно понимая
при этом и давая понять публике, что все
это - иллюзии, прекрасные и смешные, без
которых - уж совсем никуда.
Хэвенли Нееловой, "выпотрошенная, как
рыба" - маленькая, изящная старушка,
кандидат в обитатели вышеупомянутого дома.
Тонкие руки, перебирающие гибкие прутики-удочки,
кукольный голосок: "Да, папик, да, Томик..."
Чтобы не утонуть в сентиментальности интонаций,
может иронично сбиться на грубоватый тон.
Но когда ее, наряженную, как куклу, в подвенечное
платье "непорочной невесты", выведут
на пресс-конференцию отца, Босса Финли (Владислав
Ветров), из-под вуали проступит ярко раскрашенное
лицо Принцессы Космонополис.
Юность, растраченная впустую, перешедшая
в самим собой погубленную молодость, иллюзорность
идеалов и пустота мечтаний - тема для молодого
режиссера не последняя. Но Чанс Уэйн (Юрий
Колокольников), ее носитель, здесь вышел
каким-то уж слишком приземленным и незначительным.
Его дуэт с Принцессой - Нееловой видится
дуэлью неравных. Зато режиссер дает Чансу
возможность оказаться вне и чуть-чуть над
агрессивной массовкой из молодых полудурков-земляков
во главе со зловеще-гротесковым Томом-младшим
(Максим Разуваев). Выделиться и белыми одеждами,
и вызывающе непохожей пластикой, и более
связной речью (массовка терзает зрительские
уши лозунгами и косноязычием). Финал, впрочем,
предопределен - не менее "выпотрошенный"
Чанс - Колокольников с неестественно бледным
"масочным" лицом добровольно идет
под нож. Вернее, под серп, которым его лихо
"срезает" Том-младший.
Большая сцена и пьеса "с дистанцией"
задали Кириллу Серебренникову задачку не
из легких. Он честно пытался с этим справиться,
не забывая и о своих уже успевших стать культовыми,
московских наработках. В "Сладкоголосой
птице юности" нет цельной стильности
"Откровенных полароидных снимков",
нет и хулиганского азарта "Терроризма".
Спектакль похож на картинку, сделанную из
паззлов, не всегда ладно пригнанных друг
к другу. Порой их слишком много, они путаются,
мешаются, теряются по дороге. Но эта незавершенность
сродни установке на знаменитую "романтическую
иронию". Незаконченное - значит живое,
строящееся, становящееся. И безоглядной влюбленности
художника в свое собственное творение здесь
нет и в помине. Серебренников - не нарцисс,
но, скорее, комедиант, как и его артисты.
Панибратским шлепком по заду он выталкивает
их на поклоны. Это - шоу. А шоу должно продолжаться.
Ирина АЛПАТОВА
"Культура", 11-18 декабря 2002
|
