Версия для печати

Трудности обратного перевода

«Бесы» Достоевского в трактовке Анджея Вайды не похожи на самих себя

Театральная постановка инсценировки Альбера Камю романа Ф.М. Достоевского, осуществленная знаменитым польским кинорежиссером Анджеем Вайдой на московской сцене, стала событием скорее политическим, чем художественным. На премьеру слетелась вся театральная Москва, прибыл и давний друг театра – Михаил Горбачев.

Наверное, каждому знаком эффект обратного перевода. Перекладываешь на английский, скажем, пушкинское «Я помню чудное мгновенье». Потом переводишь ту же строчку обратно и получаешь что-то вроде: «вспоминаю несколько приятных минут». Переведенный Альбером Камю на язык инсценировки, потом «переделанный» самим Анджеем Вайдой, расширенный и дополненный актерами сценический текст имеет к Достоевскому такое же отношение, как вышеприведенная строчка к Пушкину. То есть узнать можно, но с трудом. Анджей Вайда ставит Достоевского, начиная с конца 50-х. Ставил его «Идиота», «Преступление и наказание». «Бесов» ставил в Кракове, в Японии, в Америке. Теперь показал свой вариант Москве. Как отметил сам: «Впервые за тридцать лет общения с Достоевским судьба подарила мне возможность услышать его неповторимый русский язык».

Если польскому режиссеру кажется, что он слышит со сцены «Достоевского», то для русского зрителя, которому роман «Бесы» вошел в «формулу крови», версия Вайды режет слух несостыковками и «дописками», «додумываниями» и целенаправленным спрямлением многосложных характеров и кажется скорее «Достоевским made in». Полифонический роман Достоевского сведен к эффектной истории очень плохого человека – Николая Ставрогина (Владислав Ветров). Один из самых сложных героев Достоевского, Ставрогин в романе описан двойными красками: «Казалось бы писаный красавец, а в то же время будто и отвратителен», прямой выходец из преисподней, но и «Иван-царевич». Монументальный российский бес тире падший ангел превращен в спектакле Вайды в немолодого лысоватого мужчину, который мается скукой, спит подряд со всеми женщинами. В спектакле не сомневаются в наличии ребенка у Марьи Тимофеевны (у Достоевского героиня о нем лишь фантазирует). У Вайды нет сомнений в интимной связи Ставрогина с Дашей и в том, что герой намеренно соблазняет Лизу. Ставрогин постоянно что-то бубнит себе под нос и подбрасывает разные соблазнительные идеи глуповатым обитателям уездного городка. Персонажи Достоевского увидены с той дистанции, которая каждого из них как будто уменьшает в объеме и росте. Смешной перепуганный мальчик Кириллов (Дмитрий Жамойда), который хвастается, что убьет себя, так же далек от идейного самоубийцы Достоевского, как далек от соблазнительного и страшного Верховенского романа, – вертлявый и глуповатый фат, сыгранный Александром Хованским. Возможно, режиссерское решение ролей диктовалось слабостью актерского состава, и Вайда, как он сам уверял, «целиком отдавал персонажа на откуп актеру, только шлифуя его». Спектакль построен на смене законченных сцен, отделенных друг от друга музыкальными паузами и появлениями черных фигур в капюшонах (пора бы ввести хотя бы временный мораторий), которые таскают реквизит и нагоняют мистическую жуть. Мебель уездного позапрошлого века стоит на фоне задника в виде грозового неба, остающегося неизменным на протяжении всего действия.

Замечательный кинорежиссер, Анджей Вайда в театре работает значительно менее убедительно. Когда он первый раз ставил в «Современнике» в начале семидесятых годов, Константин Райкин даже интересовался у Екатерины Васильевой: тот ли это самый Вайда, не однофамилец ли. На фоне нынешнего состояния российской режиссуры его спектакль вполне может быть отнесен к категории «среднестатистических», по крайней мере не хуже многих прочих. И вряд ли он вызвал бы особо сильные эмоции, если бы… не память действительно великих «Бесов». В антракте и после спектакля театральная публика кидалась друг к другу: ты помнишь «Бесов» Додина? А как их забыть?! Монументальный, девятичасовой, огромный спектакль МДТ врезался в память. Вот уж точно: «как будто бы железом, обмокнутым в сурьму, тебя вели нарезом по сердцу моему». Грандиозные декорации Эдуарда Кочергина, фантастические актерские работы: Хромоножка – Татьяна Шестакова, Верховенский – Сергей Бехтерев, Ставрогин – Петр Семак, Кириллов – Сергей Курышев, Шатов – Сергей Власов. Их огромная тень заслонила легковесный, риторический, небрежно сделанный спектакль Вайды и увела за собой. Вспомнившаяся подлинная строка Пушкина заставляет мигом забыть все приблизительные ее перепевы и переводы. После спектакля «Современника» с нетерпением ждешь, что вот в июне в Москву на гастроли приедет питерский МДТ, приедут настоящие «Бесы» по Ф.М. Достоевскому.

Ольга ЕГОШИНА
«Новые известия», 18 марта 2004