Версия для печати

Краткие отзывы прессы о спектакле:

«В «Голой пионерке» Серебренникова война — не священная и не великая, она — общенародное бедствие, всеобщая губительная катастрофа.
Судьба пионерки Маши Мухиной — ее с предельной искренностью и отдачей играет Чулпан Хаматова, — все круги советского ада, которые она прошла за свою недолгую жизнь, могли бы послужить основой для десятка историй о войне. Но с каждым следующим эпизодом мы понимаем, что в советской реальности нет предела испытаниям и практически нет конца человеческому терпению и силе. История Маши Мухиной разрушает стереотипы, сложившиеся благодаря многочисленным книгам и фильмам о войне».

Екатерина ВОРОНОВА
«Экран и сцена», март 2005 года

«Серебренников – из тех, кого принято называть людьми думающими, но в спектаклях он – не мыслитель. Вернее назвать его чувствителем. Обонянием, осязанием, слухом, на вкус и цвет он пробует, «проверяет» предметы и слова, дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, пытаясь кожей и всеми остальными органами чувств почувствовать те «холодно» и «горячо», и боль, и радость прошедшего времени. Великого и ужасного. 
<…> И отношение к войне как к чему-то серьезному. «Голая пионерка» - высказывание не только по форме (в чем Серебренников – мастер на все руки), но и по существу. В этом смысле - подобное первой его постановке в Москве, наделавшей тогда так много шума, - «Пластилину». Высказывание о времени и о себе. О мальчиках иных веков. Не плачущих о времени большевиков, как надеялся поэт, но связанных с этим временем, наверное, больше, чем хотелось бы».

Григорий ЗАСЛАВСКИЙ
«Независимая газета», 10 марта 2005 года

«Отвечая на вопросы интервьюеров об исполнительнице главной роли в своем спектакле Чулпан Хаматовой, Кирилл Серебренников повторял одно и то же: она национальное достояние. После премьеры остается признать данное режиссером определение исчерпывающим. Хотя и хочется прибавить описания подробностей игры госпожи Хаматовой. Написать про то, как необъяснимо электризует она все сценическое пространство своей нервной энергией, как сплавляет упрямство и беззащитность, наивность и истовую веру своей героини, советской пионерки Маши Мухиной, ушедшей на фронт и ставшей безотказной полковой шлюхой. Как меняется в зависимости от содержания сцены ее пластика и фигура, как набухают мешочки под сузившимися глазами и расправляются потом блестками неподдельных слез, как пружинится ее тело в военных приключениях и расслабляется потом в цирковом полете. Кажется, само это необыкновенное существо подсказывает режиссеру замечательные мизансцены – вроде той, когда отчаянный бросок к борту грузовика, увозящего на фронт парней, превращается в балетную поддержку».

Роман ДОЛЖАНСКИЙ
«КоммерсантЪ», 4 марта 2005 года

«Муха - Чулпан - превращается во сне в Чайку или в Пресвятую Богородицу, распростершую свой спасительный покров над родным Ленинградом. Так ничего и не понявшая, не изведавшая любви девочка-пионерка все же поняла что-то главное, стала воплощением любви и, претерпев нечеловеческие страдания, своим попользованным тельцем, своей заговоренной Сталиным и Зуковым душою вознеслась-таки прямо в рай, стала святой.
Дистанция разочарования, дистанция окончательной утраты этого "рая" позволила Серебренникову сочинить горький спектакль о потерянной стране, в которой признаки рая и ада перемешались так прочно, что не разобрать, где - одно, а где – другое».

Алена КАРАСЬ
«Российская газета», 4 марта 2005 года

«Конечно, есть в "Голой пионерке" и прямолинейные иллюстрации текста, и "примочки", не имеющие смысла, и концертные номера. Но давно я не видел у Кирилла Серебренникова столь цельного в стилистическом отношении, ритмически выверенного спектакля. Хотя дело, конечно, не только в этом: игра Чулпан Хаматовой должна привлечь на спектакль всех, кто ждет от театра потрясений. Важно и то, что впервые в нашем театре так показывают Великую Отечественную войну, вспоминая о советском времени без ностальгии или стеба».

Артур СОЛОМОНОВ
«Известия», 3 марта 2005 года

«Конечно, Маша не верила в бога, но спектакль получился про веру. И пусть в нем пять финалов вместо одного, а о войне, любви и Пресвятой Богородице говорится языком иронической мистерии, почти не всерьез, - за фантасмагорией прячется отчаянная надежда, что не напрасны же были эти муки и даже пионеры, может быть, попадут когда-нибудь в рай».

Нина АГИШЕВА
«Московские новости», 4 марта 2005 года