Версия для печати

Девочка в поле гранату нашла...

Театр "Современник", "Мамапапасынсобака". По пьесе Биляны Срблянович "Семейные истории". Перевод с сербского Сергея Гирина. Постановка Нины Чусовой, сценограф - Владимир Мартиросов, художник по костюмам - Анастасия Глебова, композитор - Олег Костров, режиссер по пластике - Леонид Тимцуник

"Современник" в нынешнем сезоне хочется славить проникновенно и безнадежно - как расхваливают педагоги единственную светлую голову в целом классе тупиц и разгильдяев. Чем дальше движется театральный год, тем призрачнее надежды; многообещавшие проекты приказывают долго жить, претенциозные затеи лопаются в момент воплощения, как мыльные пузыри, а "Современник" на зависть коллегам выпускает уже второй сильный спектакль. Пусть не блестящий, как это было со "Сладкоголосой птицей юности" Кирилла Серебренникова, но все равно очень интересный, свежий, крепкий и совершенно неожиданный - причем со знаком плюс (чего-чего, а неприятных сюрпризов театры на этот сезон заготовили в избытке).

Интерес к восточноевропейской драматургии, к бывшим братьям по разуму - тоже характерная черта последнего времени. Инициатива исходила от МХАТа: начали живым классиком Милорадом Павичем, продолжили живым неклассиком Павлом Когоутом, чьи "Нули" в силу идейной и художественной банальности прошли, в общем-то, по нулям. За чехами опять наступила очередь сербов, народа, то ли более талантливого, то ли более везучего (в театральном плане, разумеется).

"Нули" именовались в программке "кратким отчетом потомкам", а в реальности явили миру долгое занудство. Зев предков, он же вечный зев.

"Мамапапасынсобака" - действительно краткий (полтора часа), в каком-то смысле отчет, и не ПОТОМКАМ, а потомкОВ (off). Со сцены говорит новое поколение. Новое настолько, что пришлось отменить запрет Галины Волчек на коллективные школьные посещения - исключительно ради того, чтобы персонажам соответствовали ровесники в зале.

...Детская площадка, изрисованная ядовитыми граффити. Горка, песочница, зады какого-то магазина с нагромождением бутылочных ящиков. Что называется, каменные джунгли. Действующие лица - пара девочек и пара мальчиков. На сцене четыре "девочки", четыре актрисы. Соответственно, две из них играют пацанву: Галина Петрова - большого мальчика, "папу", Чулпан Хаматова - Андрию, "сына". Ольга Дроздова - Милена, "мама" (туфли размера сорок третьего, сорок четвертого; чтобы казались со взрослой ноги). Полина Рашкина - Надежда, странное, мычащее, не от мира сего существо (очки, рейтузы, варежки на резинке). Надежде в силу природной убогости выпадает последняя дворовая вакансия - собака. Сделали поводок из розовых прыгалок, затянули на шее. Ничего нового: дети, они, как русский бунт, бессмысленны и беспощадны.

В кастрюльках, подозрительно напоминающих ночные горшки, варится суп из песка, вернее, из крупнозернистой субстанции, его заменяющей. В детских головах варятся продукты жизнедеятельности взрослого мира: мужской шовинизм, женская истерия, драки, склоки, деньги, секс, разговоры об экономическом положении страны и уровне холестерина в организме. Житейская мудрость, житейская пошлость, житейская грязь. Смешного и умилительного мало. Общее впечатление -дискомфорт, усугубляемый жутким ором. Эти сипатые горлопаны и так связок не жалеют, да еще Чусова явно с микрофонами перемудрила - звук получается для взрослого уха непереносимый.

Всякий ребенок, взятый в отдельности, при стечении благоприятных обстоятельств и в глазах пристрастных родственников, может выглядеть цветком жизни. Но собранные воедино дети представляют зрелище отвратительное (если, конечно, перед вами не хор Попова). Энергия разрушения прет со сцены так, что публика вжимается в кресла. Это не дети, это монстры. Кажется, когда они вырастут, наступит ад. Или ничего, обойдется? "Сын" картавит, "мама" и "папа" шепелявят, и все трое контужены проблемами, которые не в состоянии разрешить их предки: авто не заводится, работа не находится, какая-то сволочь донесла о неуплаченных налогах. "Сын" эмигрирует (то ли в Финляндию, то ли в Канаду), "родители" и "собака" его провожают, и горка, куда он упорно карабкается с рюкзачком за плечами, превращается в Голгофу.

По-настоящему стать на сцене ребенком удалось только Хаматовой. И как удалось!.. И каким ребенком!.. Спуститесь вечерком к подъезду, загляните в ближайшую подворотню, суньте нос в подвальное окошко - вон он прячется, мелкий, гундосый, бейсболка козырьком назад. Кто бы мог подумать, что из очаровательной молодой женщины получится такой отмороженный мартышон. Невероятные чебурашкины локаторы, взгляд оскорбленной невинности, штаны, широкие, как море, откляченный куриный задок. Тупо долбит мячом по нервам. Лексикон неандертальца: "Ты ваще, что ли, ваще, ваще?!". Завод, как у вечного двигателя, - все эти остросоциальные зонги в стиле техно ("клево, клево, клево, потому что жизнь сурова") имеют смысл, постольку-поскольку Андрия крутится, вертится, болтается, как тростник под ветром, выворачивает шарнирные суставы... Лопоухий уродец здесь самый естественный, самый трогательный, обаятельный, словно ожившая Масяня:))) Уже сейчас можно с уверенностью прогнозировать, что по итогам сезона работа Хаматовой соберет кучу всевозможных призов. На мой взгляд, пока это вообще лучшая из ее театральных ролей.

Петрова, Дроздова и Рашкина, скорее, намечают детские образы, они - дети снаружи, а не изнутри. Что в принципе допустимо: пьеса ведь тоже психологически не совсем точна. Во-первых, полноценные "семьи" в песочницах не встречаются. Нормальные мальчики не играют с девочками в кухню, в беременность, в воспитание потомства. Во-вторых, мелкота, как правило, пытается построить во дворе отношения более гармоничные, нежели те, что ей приходится наблюдать в собственных квартирах. Ребенок - не просто калькировщик, он обязательно мечтатель.

Спектакль Чусовой - про детей, которым не хватает любви. Про детей, на которых обрушились сразу: социальные потрясения, семейные катаклизмы, школьный кошмар и компьютерные страшилки. Не многовато ли на одну стриженую лопоухую голову? Чувствуется, правда, некоторый перебор в нагнетании ужаса - спектакль сам по себе выполнен в излюбленном детьми жанре "девочка в поле гранату нашла - долго над полем бантик летал". Посему творение Чусовой нельзя считать в полной мере взрослым. Но она ведь еще такая молодая...

Елена ЯМПОЛЬСКАЯ
"Новые известия", 14 января 2003