Версия для печати

В тени шинели

Марина Неелова сыграла Башмачкина

Марина Неелова станет первой актрисой, что выйдет к зрителю на "Другой сцене" "Современника". Сцена эта - маленькая, компактная, по последнему слову техники обустроенная - только-только открылась для публики рядом с главным зданием театра на Чистых прудах. Более достойного начала для новой площадки, чем сегодняшняя премьера "Шинели" в постановке Валерия Фокина, трудно было бы и придумать.

Как ни относись к режиссерским опытам Галины Борисовны Волчек, с каким скепсисом критика ни встречай кое-какие современниковские спектакли, глупо было б не признать: эта женщина хоть и со сложным характером, но строитель театра незаурядный. В последние сезоны ее театр сделал лишь несколько стремительных шагов вперед, начав приглашать к себе самых любопытных режиссеров со стороны, но и этих шагов достаточно, чтобы согласно кивнуть; вместо тихой, покрывшейся ряской заводи, какой был "Современник" еще короткое время назад, сегодня мы наблюдаем театр динамичный и не чурающийся эксперимента. Вчера были Римас Туминас, Кирилл Серебренников, Нина Чусова, Анджей Вайда. Завтра ждут украинского скандал скандалыча Андрия Жолдака (спектакль "Вся жизнь впереди" предназначен как раз для "Другой сцены", а главную роль сыграет сама Волчек). Сегодня и сейчас - Валерий Фокин и его "Шинель".

Фокина, конечно, гостем называть нелепо. Он для театра свой человек и в былые годы заполнял современниковскую афишу немалым числом спектаклей. Да и актеров местных знает назубок - достаточно припомнить, как здорово он сработался с Авангардом Леонтьевым в легендарном гоголевском спектакле 'Нумер в гостинице города NN'. А еще ведь была и "Старосветская любовь" с актрисой "Современника" Лией Ахеджаковой и украинским гастролером Богданом Ступкой - спектакль пусть неоднозначный, но любопытный.

И вот снова Гоголь. Снова "Современник". Когда-то давным-давно Марина Неелова сказала, что иногда представляет себя белым листом бумаги, на котором каждый режиссер волен изобразить все, что пожелает - хоть иероглиф, хоть рисунок, хоть долгую заковыристую фразу. Может, кто и кляксу сгоряча посадит. Зрителю, который заглянет на "Шинель", возможно, померещится, что на свете вовсе нет женщины по имени Марина Мстиславовна Неелова, что ее мягким ластиком начисто стерли с ватмана мироздания и нарисовали вместо нее совсем другое существо. Седенькое, жидковолосое, вызывающее во всяком, кто поглядит на него, и гадливое омерзение, и магнетическую тягу.

Существо, хоть и зовется Акакием Акакиевичем, нисколько не сходствует ни с мужчиной, ни с женщиной, ни вовсе c человеком. Марина Неелова стала очередным наколотым на булавку экспонатом в коллекции фокинских недотыкомок. Среди предыдущих недолюдей - и Константин Райкин как Грегор Замза, и Алексей Девотченко, сыгравший Хлестакова в спектакле Александринского театра как настоящую нечисть. В спектакле Валерия Фокина г-на Башмачкина по имени-отчеству никто даже и не окликнет ни разу. Да ему и разговаривать особо ни с кем. С шинелью своей разве что, но ведь шинели, как правило, не слишком словоохотливы. Если, как намекает нам режиссер, загодя исключить Акакия Акакиевича из числа людей, то окажется, что "Шинель" - совершенно безлюдный спектакль. Валерий Фокин населил пространство буквами и тенями. За буквы, звучащие на разные голоса, отвечает Андрей Котов со своим ансамблем "Сирин", тенями заведует создатель театра "Тень" Илья Эппельбаум.

Милые, милые буковки - вот кто единственно вступает в долгие нескончаемые беседы с Акакием Акакиевичем Башмачкиным. "Ми-ло-сти-вый го-су-дарь", - любовно выпевает он, орудуя пером, а за сценой этим "ми" и "соль" вторит "Сирин". За все время спектакля Неелова, кажется, ни единого слова не произносит слитно: все в речи Акакия Акакиевича распадается на невнятные, дрожащие, непонятно каким макаром сопрягающиеся друг с дружкой буковки. На экране мелко дрожат тени "ш", "и", "н", "е", "л", "ь", а сам скрюченный, искореженный Башмачкин похож на тень какой-то совсем завалящей и никому не нужной в этом мире буквы. Ну, например, буквы "еръ" в имени Елизаветъ Воробей.

Сам Валерий Фокин - режиссер с почерком столь каллиграфическим, что для толкования его спектаклей совершенно не нужна помощь графологов. Поэтому смысл его "Шинели" можно коротко пересказать любому знакомому буквально в двух фразах. Старая потертая шинель - есть уродливая, пахнущая мертвечиной реальность (из нее, как из утробы, вылезет к нам Башмачкин и в нее же, как в могилу, рухнет в финале), а новая - метафора "новой жизни", которую так и не дано обрести человеку, что бы ни думал об этом сам Гоголь. Гораздо сложнее пересказать приятелю, в каком страшном полутанце двигается по сцене Неелова, какую жуть навевают ее лукаво ворочающиеся белки и улыбка, схожая разве что с улыбкой Будды. Да и стоит ли пересказывать? Пускай сам идет смотрит, если хочет.

Глеб СИТКОВСКИЙ
"Газета", 6 октября 2004