Версия для печати

Свет, тени, складки платья

Сеанс психоанализа для Сталина и Женщины

На Другой (экспериментальной) сцене театра «Современник» состоялась премьера спектакля о Сталине «Полет черной ласточки, или Эпизоды истории под углом 40 градусов». Сейчас, когда фигура вождя всех народов опять в центре дискуссий, театральный опыт осмысления этой темы очень актуален.
Что любопытно, пьесу Петра Хотяновского и Инги Гаручавы «Шинель Сталина» (авторское название) принес сам Игорь Кваша, который давно мечтал сыграть роль великого тирана. «Его фигура давно манила и одновременно пугала меня», - признается актер. В каком-то смысле Другая сцена стала тем самым сценическим пространством, где сбываются актерские мечты, где скрытый актерский потенциал обнаруживается словно под беспристрастными лучами рентгена. Мы никогда не видели ТАКУЮ Марину Неелову, ТАКУЮ Чулпан Хаматову.
Роль Сталина также стала открытием Игоря Кваши, который, похоже. От актерской нереализованности завел роман с телевидением. Роль Сталина еще раз подтвердила высокий класс этого актера. На последней премьере мы увидели если и не весь творческий айсберг, то, по крайней мере, его значительную часть, что обнадеживает. Безусловно, масштаб трагического темперамента Кваши более адекватен ролям шекспировского репертуара, которые, надо надеяться, у него еще впереди.
Пьеса названа авторами фантасмагорией. Зрители наблюдают за последними днями жизни Сталина, причем характеры и события развиваются в фантастической реальности: разверзлись небеса, время понеслось скачками вне привычного измерения, а великому тирану выпало счастье испытать великую любовь и венчаться с юной возлюбленной, которую он справедливо подозревает в участии в заговоре против него. Что это: старческий маразм, сила любви или вера супермена всех времен и народов в свое превосходство? На эти вопросы каждый зритель отвечает сам. Парадокс – все три ответа уместны.
Пьеса подкупает попыткой осмыслить истоки личности тирана. Если верить Фрейду и авторам пьесы, их следует искать в детском отчаянии нелюбимого отвергнутого ребенка, рожденного с потенциалом прирожденного лидера. В минуты откровения Сталин признается любимой Женщине, что родители проклинали его за то, что после тяжелых родов мать потеряла способность к деторождению, сделав несчастной всю семью. Что любопытно, возлюбленная названа Женщиной с большой буквы, и. По сути, она же мать Сталина, и возможная мать его будущих детей. «Я нарожала бы тебе много маленьких монстриков! Я твоя верная ведьма!» - в припадке говорит Сталину его невеста. К сожалению, у молодой актрисы Марии Аникановой не хватило трагифарсовых красок для этой роли. Впрочем, не стоит забывать, что авторы пьесы – люди другого поколения, чем братья Пресняковы. А жаль, как раз здорового цинизма этой истории так недостает! Если бы хватило, то потенциально колоритная сцена исповеди Сталина стала бы похожа на сеанс психоанализа, а разговор с воображаемой мамой был бы очень уместен.
Действие спектакля выстроено драматургами и режиссером очень неровно: какие-то эпизоды подкупают своей искренностью, какие-то – отпугивают как кич. Сцена смерти Сталина решена режиссером Владимиром Агеевым очень убедительно. Персонаж, именуемый Сталиным, Некая мировая душа зла узнает по радио о… собственной смерти. Негодует. Пытается понять: где явь, где сон? Умудряется перехитрить своего Друга, пришедшего со смертоносной шинелью, чьи пуговицы начинены ураном. Но все равно этот Сталин умирает, укрывшись своей походной шинелью. Сцены продуманы режиссером и сыграны Квашой великолепно. Мертвый Сталин, лежащий на своем диване, внушает какой-то священный ужас. И хотя в спектакле много заявок на мистику, она реально присутствует только в сцене смерти. Гнетущая тишина, атмосфера хаоса после смерти диктатора. И в эту минуту охранник, холуй, копошится возле тела вождя и примеряет его венчальную корону. Тема преемственности власти, пожалуй, одна из наиболее успешно реализованных в этом амбициозном театральном проекте. Стоит ли говорить, что присутствие на премьере Горбачева, первого президента СССР, придало всему происходящему на сцене особый смысл и вес. Когда Сталин памятным характерным жестом приветствует зрителей первых рядов в начале 2-го акта, Игорю Кваше хватило такта не сделать этот жест адресным – в сторону известной персоны. Но это лишь усилило выразительность роли.
Самая важная из мыслей данного спектакля – о преемственности зла. «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени… все жизни, свершив свой круг, угасли…» - вы помните этот знаменитый монолог Треплева из чеховской «Чайки»? Что-то в этом духе звучит и в монологе Сталина: «Я и Нерон, и Иван Грозный…» Спектакль в эти минуты приобретает созвучие с русской сказкой о бессмертном Змее Горыныче, чьи головы вырастают вновь и вновь, как ни руби.
После смерти Сталина его тело уезжает в люк сцены, а затем он появляется из этой преисподней «краше прежнего» - в белом кителе генералиссимуса под веселенькую песенку из динамиков: «Ты-ы не печа-а-алься, ты не проща-а-айся, я обязательно верну-у-усь!». Тему бессмертия Зла очень выразительно воплотила сценограф Марина Филатова – на заднике сцены нарисованы не то греческие скульптуры, не то изображения советских героев труда в стиле сталинского ампира. Тиран вечен – меняются лишь декорации.
Лучшие моменты спектакля – не пафосные рассуждения о власти, о дьявольщине, о воскрешении Лазаря, а очень бытовые, чувственные. Например, когда Сталин вспоминает первую любовь: «Это была замужняя женщина… Я так молил Бога о взаимности!.. Как она пахла!» Тут поневоле задумаешься о роли сослагательного наклонения в истории. А если бы он был счастлив в любви?.. Сцена венчания Сталина с юной возлюбленной – очень красивая, пронзительно-грустная. Два обреченных человека клянутся перед Богом в вечной любви. Вся сцена идет в полусумеречном освещении. Мы не видим глаз актеров, и сами они скупы на эмоции в этот момент… А в складках венчального платья невесты, в игре света и тени больше трагизма, чем может сыграть самая гениальная актриса.
Менее удачными выглядят цитаты из чеховского «Дяди Вани». Когда Сталин восклицает: «Я мог бы быть Шопенгауэром!» - невольно чувствуешь – фальшь. А уж когда он стыдливо говорит: «Меня никогда не любили женщины!» - нет слов… Когда Сталин рассказывает возлюбленной о том, как он обмочился в минуту смертельной опасности, то поневоле пожалеешь, что у драматургов не было консультанта-психолога. Человек, который воплощал миф о сверхчеловеке, о супермене, говоря современным языком, никогда не признается перед женщиной в своей слабости. Для такого типа личности поражение и слабость подобны смерти. Оказывается, развенчанием культа Сталина занимался… он сам. Уж кого-кого, а интеллигента-неврастеника из фигуры Сталина никак не получается ни в какой самой смелой фантасмагории! А уж навязчивые параллели Сталина с Христом накануне тайной вечери не выдерживают никакой критики. Версия о «падшем ангеле» если и имеет право на существование, то нуждается в большой доле иронии.

Марина КВАСНИЦКАЯ
«Росс i я», 19-25 мая 2005 года