Версия для печати

Фильмы Вайды, Мунка, Кавалеровича… Для нас польская школа кино стала школой духа. Не было бы русских «шестидесятников» без польского дерзкого юмора, столь незаменимого в пору первых робких интеллигентских бунтов, без польской традиции вызова и непокорства, заставлявшей нас с наглым хохотом пить «за успех нашего безнадежного дела»

Лев АННИНСКИЙ

- Идеи и нравственные поиски, вдохновлявшие великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского, судя по всему, Вам очень близки. Они оказали заметное влияние на Ваше творчество…

- Несомненно. Ведь Достоевский наш писатель, а не ваш.

- Интересно… Весьма неожиданное заявление!

- Дело в том, что Достоевский понимает Евангелие так, как его понимаем мы, представители западной цивилизации и культуры. Он соотносит метания и страдания своих русских героев c Евангелием, которое сформировало также сознание западного мира. И таким образом, как мне кажется , Достоевский, русский писатель, смотрит на Россию глазами западного человека. Поэтому мы очень хорошо понимаем его героев - Ставрогина, Раскольникова… Это все наши герои. Из русских писателей нам в такой же степени понятен, может быть, еще Чехов. А вот читает сегодня кто-нибудь в Польше Толстого?.. Не знаю.

- Россияне и поляки веками живут рядом, но отношения между ними всегда были очень сложными, запутанными, наполненными историческими обидами. Непонимание между соседями всегда очень неприятно…

- Россия лишила часть Польши свободы на сто лет, а в течение других сорока пять управляла нами из Москвы. Вот настоящие причины «исторических обид». Убежден, что каждый из нас должен постараться сделать что-то, так сказать, на собственном дворе, чтобы взаимопонимания между нашими странами стало больше. В прошлом году я открыл Школу кинорежиссуры в Варшаве, и главная моя мысль была такая: Польша лежит на дороге из России в Европу или из Европы в Россию, и потому наша цель быть культурным мостом между народами. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы в этой школе представители Запада могли встречаться с людьми, представляющими Россию. Конечно же, они могут встречаться в Берлине или в Париже, но, мне кажется, будет лучше, если они встретятся именно на польской земле. Это будет более… естественно. Ибо наша роль, повторяю, - быть переходом между Восточной и Западной Европой. И надо стремиться к тому, чтобы этот переход был всегда открытым, чтобы он соединял, а не разъединял.

Хочу подчеркнуть: очень плохо то, что мы так мало последнее время контактируем. Ведь контакты всегда приносят открытия. Достаточно вспомнить такой факт. Как только начались перемены в СССР, в Варшаве моментально открылась большая выставка российского искусства. Она наглядно показала принципиально новое лицо изобразительного искусства России, подтвердив насущность и необратимость перемен. Мы увидели своими глазами, что Россия меняется не на словах… Фантастично! Я сам когда-то учился живописи, и сразу увидел: ага, теперь они вот так рисуют, вот так думают, этого они хотят, к этому стремятся… Я был просто счастлив тогда от ощущения свободы – и потому что увиденное было так близко и дорого мне, и потому что искусство сыграло ту колоссальную роль, которую оно и должно играть.

Но с тех пор в Польше не было другой подобной выставки. Ни одной! А прошло уже более десяти лет. У нас сегодня постепенно появляются российские книги в польских переводах. Это может помочь понять , почувствовать, что происходит в России. Если бы появлялось больше такого рода художественных акций – показа фильмов и спектаклей – это был бы хороший путь для того. Чтобы мы лучше понимали друг друга .

- Наверное, сегодня в Польше и фильмы ставить стало труднее?

- Гораздо сложнее. Но проблема здесь не столько финансовая, как вы можете подумать, сколько творческая. Есть фильмы, которые я хотел поставить во времена «нашего славного социалистического прошлого», но тогда это не удалось сделать по цензурным соображениям. Сейчас зрителя, приходящего в кинотеатр, эти сюжеты уже не интересуют. А большинство людей теперь вообще сидит у телевизора. Чтобы кино или театр влияли на нашу жизнь, они должны проникать в общественное сознание . Вот где проблема! Правда, мой фильм «Пан Тадеуш» собрал 6 миллионов зрителей, фильм «Месть» 2 миллиона... Но это нынче исключение.

- Вы не боитесь, что под напором иностранной культуры, польское кино, как явление глубоко национальное, просто перестанет существовать?

- В свое время в определенных кругах многих европейских стран говорили по-французски. Сейчас, когда мы строим общую Европу, ничто не указывает на то, что какой-то один язык был ведущим для всей Европы. Наоборот - Югославия распалась, и каждая ее часть говорит теперь на своем языке. В Испании хотят говорить на баскском языке. Сегодня все понимают: надо объединиться, Европа должна быть единой. Но и понимают, что при этом особенность каждой страны надо сохранить. А она, эта особенность, несомненно, закодирована, прежде всего, в языке. Так что фильмы будут создаваться все-таки на разных языках. И национальные кинематографы выживут, потому что каждый будет делать фильмы на своем родном языке. Вопрос: будут ли фильмы, производимые в собственной стране, смотреться в других? Я лично надеюсь на то, что после того как границы станут более открытыми, люди начнут жить совместной жизнью. И даже начнут вместе делать кино. Я надеюсь, что это не будет совместная продукция, которые затевается лишь для того, чтобы уменьшить финансовый риск мероприятия. Такой «Европудинг» представляет картине возможности проката в странах, участвующих в производстве, но, как правило, из этого получается безвкусное блюдо , которое кто-то вряд ли захочет есть . Однако если Европа пойдет по этому пути, то в какой-то момент может и получиться. Особенно на универсальных материалах – таких, как семейные отношения.

- И случится ассимиляции культур…

- Нам никакая европейская культура не угрожает. Только американская! Ибо она четкая, выразительная, повсеместно воспринимаемая. Американское кино просто навязывает иной образ жизни - начиная с одежды, прически, стиля поведения. И это вовсе не обязательно коммерческое кино. Это просто американское кино, которое, надо честно признать, привлекает и вдохновляет очень многих людей в Европе. Правда, как только на экранах появляется достойный европейский фильм, то, несомненно, в странах Европы ему отдают предпочтение. Вот только, к сожалению, таких фильмов очень мало.

- Одни Ваши картины – актуальные фрески на самые острые общественно-политические темы. Другие посвящены истории. То есть Вы и стремились соответствовать конъюнктуре, и, напротив, пытались уйти от современности в прошлое…

- Все не так. Фильмы о прошлом вовсе не были бегством от действительности. В польской истории заключена наша польская душа. Там же можно отыскать указания на наше будущее. Работая над любым фильмом, я ищу прежде всего средства выражения своих мыслей о жизни, стремлюсь сделать их доходчивыми и увлекательными для зрителя…Но надо сказать, что после войны к процессу восстановления разрушенного, возрождения жизни охотно подключилась польская интеллигенция. Благодаря этому, заработали научные институты, школы, гимназии. У молодежи появился шанс получить хорошее образование, и она двинула вперед польскую культуру. Так что эти моменты тоже нашли отражение в моих фильмах. Потому что это тоже была правда, а не конъюнктура. Сегодня некоторые упрекают старшее поколение в том, что он участвовало в коммунистическом строительстве... Нелепость. Если бы тогда мы все ушли в сторону, в подполье, в Польше не смог бы появиться такой лидер как Валенса. Хочется верить , что мои фильмы тоже этому способствовали .

- Сегодня нередко можно видеть, как человек, который вчера был активистом-коммунистом, превратился в активиста-бизнесмена. Не было мысли создать фильм о герое нашего времени, который всегда при деле, в любых обстоятельствах на плаву?

- Тут действительно проблема, о которой я много размышляю. Я даже хочу собрать молодых студентов-журналистов Варшавского университета и кинорежиссеров самого молодого поколения и провести обмен мнениями на тему «Герой нашего времени». Кстати, книга Лермонтова постоянно лежит на моем рабочем столе, можно сказать, это моя настольная книга . Читаю Лермонтова и мучительно пытаюсь понять, кто же является героем нашего времени? Тот, кто много денег зарабатывает или тот, кто отошел от мира, уехал в деревню и смотрит на небо, на облака? Сам я уже старый герой нашего времени, и в этом моя слабость. Будь мне 30-40 лет, может, я сам стал бы героем и для других, но... Мне кажется, если бы я сейчас рассказал о себе, никто на такой фильм не пойдет.

Герой ходит среди нас, но мы не можем пока его назвать, выделить, обрисовать. Наверняка, это не тот персонаж, кого все видят и обсуждают. Но он есть между нами, и завтра именно он будет решать, каким быть нашему будущему. Нет, он не умелец хватать случай за горло, выбиваться наверх, идя по головам других… Мы пока не знаем его.

Каждый раз, глядя спектакли по пьесам Чехова, изумляюсь: что за гениальное воображение! Что за воображение надо было иметь, чтобы в огромной стране увидеть главную героиню эпохи в какой-то невыдающейся актрисочке!.. Которая всего-то заканчивает играть на сцене и приезжает домой в деревню, чтобы решить, вырубить вишневый сад или нет? Что это за герой? Или какой-то врач-неудачник, который опять же приезжает в чужую усадьбу, потому что у него нет семьи, а так хочется к кому-то прислониться… Первое впечатление от героев Чехова - они не могут быть героями вообще, никогда, ни в какие времена! А они будоражат сознание уже нескольких поколений! И не только в России – во всем мире! Фантастично!

Или возьмите Горького. «На дне». Ведь как раз тогда Россия мощно двигалась в своем экономическом развитии, становилась все более мощной державой, шла ее стремительная цивилизация! А Горький выводит на сцену группу каких-то голодранцев, которым не на что жить… Зачем? Для чего? А потому, что уже скоро эти люди дна вместе с другими изгоями совершат переворот, который потрясет великую державу!

Я очень хочу поставить современную картину, где бы рассказал о том, что происходит в современной Польше. И я знаю, что зритель ждет ее от меня, потому что мне приходит очень много писем. Но проблема в том, что уже нет сценаристов, с которыми я снимал свои прежние фильмы, а молодое поколение польских писателей пишет иначе. Получив свободу, они решили: а почему и нам не попользоваться этой свободой? Они осознанно минуют общественные проблемы - их поиски сосредоточены в области собственного «я». Поэтому сегодня мне очень трудно найти авторов, которые бы сумели отыскать интересный мне ключ к действительности.

Что ж, будем думать дальше. Кстати, мне кажется, потому так трудно сейчас и литературе, что и она не может найти героя нашего времени. Скорее бы уж! Ибо сначала герой появляется в литературе, и только потом переходит в фильмы, на сцену.

- А телевидение?

Коммерческое телевидение, по сути своей, не интересуется высокими материями. Его цель – зарабатывать деньги. Обидно только, что общественные каналы телевидения тоже, к сожалению, подвержены коммерции.

- Когда Вы создали фильм о «Солидарности», было совершенно не ясно, как повернутся события и чем они закончатся. Не боялись?

- Когда я делал «Человек из железа», меня упрекали в том, что я создаю произведение о событиях, которые еще происходят, еще не завершились. Но именно потому мне удалось передать дух времени, что я не стал ждать. Позднее, я уже не смог бы реконструировать ту необыкновенную атмосферу.

Тогда мы именно так мыслили, тогда мы были именно такими! Может быть, наивными, восторженными, но именно так смотрели мы на жизнь. Позднее уже пришлось бы делать фильм не публицистический, а исторический.

Кстати, знаете, как родился замысел этой картины? В августе 1980 года Я как тогдашний руководитель союза польских кинематографистов приехал на судоверфь имени Ленина. И один из охранявших завод рабочих, узнав меня, воскликнул: «Пан Анджей, сделайте фильм про нас». Я спросил: «А какой фильм про вас вы бы хотели?» А он ответил: «Сделайте фильм «Человек из железа». Я очень доволен, что решился именно тогда сделать фильм. Думаю, что он сыграл свою роль.

- Вы, кстати, одним из первых среди польских деятелей культуры публично признали «Солидарность». Как сегодня Вы оцениваете пройденный ею путь?

- Знаете, я художник, а не политический деятель и не историк. У меня собственная точка зрения на все, что происходит в жизни. Например, всегда считал и считаю по сей день, что Варшавское восстание, потопленное гитлеровцами в крови, было не нужно.

«Солидарность» сделала выводы из варшавского восстания и катастрофы, к которой оно привело, и не предприняла никаких вооруженных акций против коммунистической власти. Военное положение 1981 года было достаточно мягким вовсе не благодаря генералу Ярузельскому. Оно попросту утонуло в пустоте. Если бы войско наткнулось на сопротивление «Солидарности», результаты были бы страшными. Если мои фильмы «Канал» и «Человек из железа» в какой-то мере способствовал такому ходу событий, я счастлив.

Антикоммунистической оппозиции я всегда симпатизировал, что, однако, не означало прямого участия в ее действиях. Потому что тогда я вынужден был бы перестать делать фильмы. Если бы я примкнул к действующей оппозиции, власть, пользуясь этим, запретила бы мне снимать фильмы. Но в этом трудном для меня выборе я находил поддержку своих зрителей . В любом случае, это были прекраснейшие моменты в моей жизни.

- Признаемся, было у нас намерение поговорить и том, что называется личной жизнью…

- Не стоит. Поймите меня правильно – я действительно считаю ненужными разговоры о частной жизни деятелей искусства. Во всяком случае – о своей частной жизни. Все мое будущее – это Мастерская кинорежиссуры, которую я в прошлом году открыл в Варшаве с Войцехом Марчевским. Мы принимаем в эту Мастерскую только людей, уже закончивших киношколу. Наши студенты те, кто готовится к своему дебюту в большом кино. Мы уже выпустили первый курс. Сейчас идет работа на курсе для документалистов. Основная тема нашей сегодняшней работы – «Тишина». Мы будем продолжать работать над ней в рамках международной программы, целью которой является создание фильма из множества трехминутных этюдов.

С группой из 40 молодых лицеистов мы провели то, что назвали для себя «яслями кинорежиссуры». Результат был впечатляющий. С апреля этого года в нашей Мастерской будут работать молодые режиссеры из многих европейских стран. Я был бы счастлив, если бы в этой школе появились студенты из России, Украины и других стран Восточной Европы. В такой встрече молодых художников я вижу свое будущее.

Юрий ВАСИЛЬКОВ,
Сергей ЛУКОНИН.
«Персона», апрель 2004