Версия для печати

"Осенняя соната": чувство и чувствительность

Театр "Современник" выпустил вторую премьеру за два месяца. За очень шумной "Анархией" последовала "Осенняя соната" по сценарию Ингмара Бергмана. Этим спектаклем на большой сцене дебютировала Екатерина Половцева, выпускница Мастерской Сергея Женовача.

Пока в СТД РФ бурно обсуждают, куда податься молодому режиссеру по окончании ВУЗа, театр "Современник" эту проблему решает, просто приглашает их к себе. Сперва Екатерина Половцева поставила на Другой сцене театра "Хорошенькую", теперь ей предоставили возможность выйти на большую сцену.

Молодой режиссер не следует моде, которая в лице влиятельных театральных кураторов настаивает на нарушениях табу, скандале и провокации. Она берет камерный по форме и глубочайший по философскому содержанию киносценарий Ингмара Бергмана, им самим экранизированный в 1978 году. При желании, в постановке можно легко педалировать "фрейдистскую" психопатологическую составляющую, поскольку речь в этом произведении идет о многочисленных скелетах в шкафу, семейных тайнах, человеческих комплексах, путаных отношениях "любви-ненависти", связывающих мать и дочь, Шарлотту и Еву. Но и этому искушению Екатерина Половцева не поддалась, не пошла по пути схематично-концептуальной режиссуры. Она выбрала самую долгую и трудоемкую дорогу, которая называется работой с актерами. Правда, с ними - вернее, с актрисами - ей очень повезло. В главных ролях заняты Марина Неелова и Алена Бабенко.

Сценограф Эмиль Капелюш и художник по свету Глеб Фильштинский сочинили выразительное пространство. Серый свет, промозглый воздух, в зале пахнет сырым деревом, туманом окутан деревянный павильон. Доски снизу не закреплены и пошатываются. Персонажи, появляющиеся из воспоминаний героинь (многие из них давно мертвы), свободно "просачиваются", проходят между этими досками, как сквозь "ставни параллельного мира", прошлое вторгается в настоящее. В финале дощатое сооружение плавно передвигается в центр сцены, его заливает неяркий теплый свет, идет снег, и эта картинка вызовет в памяти дом из "Соляриса" Тарковского. Тарковский, как известно, очень почитал Бергмана, Бергман отвечал ему взаимностью.

Явь и сон, бывшее и нынешнее, земное и потустороннее неразделимы, "проницаемы", как говорит молодая героиня "Осенней сонаты". Но на первый план в спектакле "Современника" выходит земная история двух женщин, у которых есть права друг на друга, и есть вина друг перед другом. Первое они охотно предъявляют, второго не желают признавать.

Алена Бабенко (что ни спектакль, то новая, неожиданная грань дарования) играет нескладную, зажатую, физически и психически хрупкую молодую женщину, больше похожую на подростка. Шарлотта Марины Нееловой - своего рода версия чеховских Раневской и Аркадиной (Марина Неелова играет Раневскую в "Вишневом саде" "Современника"). Поначалу Шарлотта кажется роскошной, самоуверенной дамой, эгоистичной во всем, что не касается занятий музыкой. Знаменитая пианистка боится чужого несчастья, и старательно себя от него ограждает. Эмоционально она очень лабильна, и не задерживается в одном состоянии больше, чем на пару минут. Себя называет "старухой", но этой самохарактеристике не верит ни одной минуты. По мере развития действия выяснится, что, как и Ева, Шарлотта чувствует себя одиноким обиженным ребенком; как и Еве, ей хочется, чтобы ее любили.

Бергман этой женщине оправданий не находит. Его фильм вообще гораздо строже, суше, режиссер всецело сосредоточен на внутреннем мире героинь. Кино живет крупными планами, нюансами, полутонами, в театре все живописнее, ярче, определеннее. Марина Неелова говорит:

- Театр и кино - совершенно разные системы существования. Фильм я смотрела, обе актрисы в нем блистательные, что тут говорить, но мы хотели посмотреть на ту же историю через другую призму. Хороший драматический материал предполагает множество решений. Эта драматургия мне нравится тем, что она не раздает рецептов, не дает ответов на все вопросы. Мне бы хотелось, чтобы зрители после спектакля не могли найти, кто там виновен, а кто - нет. Ева говорит: "Твои слова правдивы в твоем мире, а мои - в моем". Любая ситуация может быть рассмотрена с двух сторон. Восприятие одной и той же ситуации может быть диаметрально противоположным. Это представление о множественности взглядов пришло в драматургию из Чехова. К тому же, молодые режиссеры по-другому смотрят на жизнь, у них другой нерв, другое состояние души, другой взгляд на мир.

* * *

Очень важен в спектакле момент, когда Шарлотта слушает музицирование Евы. Она страдает от этих звуков, будто от зубной боли. И пытается объяснить дочери, как следует интерпретировать прелюдию Шопена: "Шопен не сентиментален... Он человек сильных чувств, но он не сентиментальный. Чувство и чувствительность – разные вещи, между ними целая пропасть… Исполнитель должен быть спокоен, ясен, даже суров. Страсть его лихорадочна, но выражение ее мужественно, сдержанно. Эту Вторую прелюдию нужно играть почти грубо. Она не должна нам льстить". Супруг Евы защищает жену: "Твое исполнение, Шарлотта, завораживает, но в игре Евы больше личного чувства".

В спектакле много личного чувства, сентиментальности, и он "льстит" обеим героиням. Недаром изменен финал: Ева и Шарлотта уходят со сцены, обнявшись и примирившись.

- Я смотрела все фильмы Бергмана, мне он близок, - говорит режиссер Екатерина Половцева. - Этот сценарий очень глубокий, сегодняшний, современный. Мне кажется, эти темы никого не обошли. Любой человек может много рассказать о своем детстве, о папе, о маме, о взаимоотношениях с родителями. Часто они бывают болезненными. Всегда есть претензии к родителям, несогласие с ними. Ну а потом, сам Бергман не мог простить свою мать. Он писал, что после ее смерти, все время представлял, как он приходит к ней, просит прощения, а мать исчезает. Тут важно то, что люди смертны, и у нас так мало времени, чтобы сказать, что мы их любим. Единственное, что нужно делать - заботиться о родителях, быть им благодарными за то, что они произвели нас на свет, и за то, что они рядом.

Марина ТИМАШЕВА
Радио «Свобода», 5 марта 2012 года