"Универсальных рецептов правильного бытия, справедливого возмездия за грехи (пусть даже задуманные), полностью искупляющего вину и исцеляющего душу, Валерий Фокин в своем спектакле не дает; правды для всех не существует. У него прав и Алеша Карамазов (Дмитрий Петухов), и Иван, рассуждая, что мировая гармония не стоит слезинки ребенка. А мир все равно по мудрости старца Зосима будет делиться на блаженных и несчастных. Кого-то подберут к себе черти, кто-то заслужит вознесения к небесам, а кто-то, как Иван Карамазов в финале спектакля, - смирительной рубашки с предлинными рукавами. Оставшимся придется дальше решать проблемы Достоевского. Путаясь в идеалах, спотыкаясь о границы мнимого и истинного, блуждая в собственных ассоциациях. Как долго? Да как хватит рассудка".

"Вечерний клуб", 6 февраля 1996 год.

"Иван Карамазов у Валерия Фокина совсем молод, как и положено по роману. Играет его Евгений Миронов. Открытое, ясное русское лицо Миронова - это и есть идеальный образ брата Ивана. И всегдашняя некоторая отрешенность актера, и проступающие в его облике детские черты, и легкая эмоциональная возбудимость - все Фокиным оценено и используемо.

Прозрачный купол под колосниками, стеклянный саркофаг для убиенного родителя, выступающий в центре зала... Верх и низ, свет и тьма, а Ивана, да и нас вместе с ним, Фокин помещает посередине, в чистилище".

"Известия", 31 января 1996 год.

""Карамазовы и ад" можно назвать образцовым примером сценической трактовки классического произведения. Образцовым не в том смысле, что спектакль дает объективное представление о романе, а как раз наоборот: взгляд на "Карамазовых" избирателен, субъективен, и сам канонический текст будто пропущен через поляризатор.

Но Фокина волнует, конечно, не театр слов, а театр эмоциональных состояний, или, как он сам называет, "театр чувственного сюжета" этот раз таким сюжетом стали наваждения сходящего с ума Ивана Карамазова.

Женщин нет: адские страсти - страсти мужские. Но голоса женские в спектакле все же звучат. Постоянный соавтор Фокина, композитор Александр Бакши сочинил тонкую и загадочную звуковую партитуру. Таинственные голоса доносящиеся с бельэтажа, то со сцены... то откуда-то из фойе. Цокоты сменяются стонами, мелкие смешки - церковными песнопениями, хлюпающие присвисты - горячечным дыханием. Звуковые междометия сливаются в единое шуршащие наваждение, а через минуту рассыпаются мерной капелью".

"Коммерсант-Дейли", № 12 31 января 1996 год.

"Спектакль, поставленный Фокиным, при всей, казалось бы, всемирности, исключительно национален. Даже Чёрт, рождающийся в бреду Ивана, не какой-нибудь там рассудительный немецкий Мефистофель, стремящийся убедить Фауста, а наш, с профилем исконного балаганного Петрушки, несущий скороговоркой раешника околесицу о семипудовой купчихе и копеечной свечке. Да, что там черт, все наше. И попытка перенести собственную вину на кого-то другого, пусть он будет и брат тебе. Не случайно в спектакле подчеркивается, что брат Дмитрий - офицер. И попытка перевода нравственной ответственности на вечно нетрезвого папашу. Мол, бы другими, да разве ж мы... Даже изящество заплат на костюмах, сделанных специально приглашенным из Польши художником, не случайно".

"Культура", 10 февраля 1996 года.