Версия для печати

«Горбунов и Горчаков»: абсурд в действии

Сложнейшая поэма Иосифа Бродского представлена в «Современнике» как разговор сумасшедших, один из которых — советский Христос, а второй — Иуда, обязательный во все времена.

Евгений Каменькович снова решился на рискованную постановку — спустя 3 года после премьеры шестичасового «Улисса» в Мастерской Фоменко он поставил поэму Иосифа Бродского на Новой сцене театра «Современник». В итоге пятистопным ямбом заговорил наследник актерской династии Ефремовых Никита Ефремов и его друг и коллега Артур Смольянинов. В течение двух часов эти двое спорят о смысле жизни, любви, смерти, предательстве, снах и мечтах. А зрители пытаются вникнуть в суть не только театрального действа, но и в смысл поэтического высказывания.

Свою поэму Бродский написал, когда ему было 28 лет, — в этом возрасте уже был знаком с гонениями властей и как следствие два раза успел побывать в психиатрической лечебнице. Напряженный, трудный диалог двух друзей (или одного, но с ярко выраженным раздвоением личности) кажется лишенным внутренней логики, абсурдным с начала и до конца. Гонки за рифмой подчас куда ощутимее, чем преследуемый ими смысл. Впрочем, это классический Бродский, который никогда не был строгим поэтом, и чей язык никак нельзя назвать прозрачным. На контрасте с нагромождением бессмыслиц спектакль Каменьковича ладно скроен.

На сцене выстроена палата сумасшедшего дома, одна стена которой как по волшебству (или по сонному заказу Горбунова) становится стеной венецианского дворца. Другая стена «работает» по принципу батута — герой бьется об нее с отчаянием, но без результатов.

Также на сцене — четыре железные кровати, которые в одной из финальных сцен превращены в длинный стол (отсылка к «Тайной вечере»?) и тряпичные люди-куклы, которых актеры перетаскивают от кровати до телевизора. Краски этого спектакля — белая с голубой. За счет таких вот акварелей тяжелый текст 14-главной поэмы заметно облегчен. Впрочем, всем все равно трудно. И зрителям, но гораздо больше — артистам.

С видимыми усилиями Ефремов и Смольянинов преодолевают язык Бродского, чуть лучше это удается первому из них. Герой Никиты Ефремова заведомо обречен на смерть от руки друга. Он символ попранной свободы, загубленных надежд и любви, потерпевшей крах. Он — как Христос. Потому актер сознательно «гасит» в себе молодую страстность, играет не героя, с его тень. Артур Смольянинов, напротив, двигается и «разглагольствует» с отчаянием, в каком-то ажиотаже. К концу спектакля вытирает пот со лба, смотрит в зал совершенно безумными глазами. Но он не переигрывает, скорее, немножко заигрывается в своего Горчакова, болтуна и пустышку, который на самом деле есть альтер эго Горбунова, да любого из нас, людей. Он — вторая половина души, противовес «душевным туманам» и несбывающимся идеалам. Предатель поневоле, эдакий страстный дурачок. Граница между Горбуновым и Горчаковым тонка, как между Христом и Иудой, и она блестяще показана.

В спектакле помимо двух главных героев, действуют также медсестра (ее играет талантливая Елена Плаксина). Созданный ею определенно гротескный образ очень напоминает тот, что был выведен в «Пролетая над гнездом кукушки». Также в наличии полусумасшедший врач (Андрей Аверьянов), одержимый музыкой Мицкевич (он же) и эффектный молчун Бабанов (Рогволд Суховерко). Все они нужны, чтобы подчеркнуть невовлеченность двух главных героев в жизнь больницы. Их отдельную, абсолютно самостоятельную жизнь. Победу внутреннего движения над внешним.

Несмотря на то, что сыгранности еще нет (но она — ясное дело — будет), Каменьковичу и его команде в этом спектакле удалось главное — сделать ясной как божий день отстраненность Бродского от происходящего. Антагонизм его героев очевиден, но также очевидна и его бесполезность, бессмысленность на фоне настоящей жизни. Где плещутся волны Венеции, где плывут гондолы, где танцует Орлова с Улановой, и заходит вечное солнце свободной мечты и надежды.

Наталья ВИТВИЦКАЯ
«Ваш Досуг», 18 октября 2011