Версия для печати

"Бесов" попутали

Спектакль Анджея Вайды в "Современнике"

Все спектакли можно условно разделить на две неравные части. Первая – просто спектакли, их просто смотришь и потом просто высказываешь свое мнение без оглядки на лица и судьбы. Вторая – спектакли с предысторией. В них только бездушный циник может бросить камень. Потому что спектакли с предысторией беззащитны, их ничего не стоит обидеть.

"Бесы" в "Современнике" – один из них. Известно, что Анджей Вайда еще в советские годы, в начале 70-х, в качестве посланца братской Польши ставил в этом славном театре спектакль "Как брат брату" – американскую пьесу про "вьетнамский синдром". Эта постановка в истории мирового театра ничем особенным не наследила, кроме как несколькими анекдотами. Самые смешные из них пересказу не подлежат – уж больно неформальна лексика, но один из них оказался почти политическим. Он состоял в том, что Галина Волчек чуть не отдавила под столом господину Вайде ногу – на банкете после премьеры гость осмелился попросить министра культуры Советского Союза Екатерину Фурцеву разрешить ему поставить в Москве "Бесов". Иностранный режиссер уже тогда любил Достоевского, а местные власти этого классика, особенно упомянутый роман, все еще недолюбливали.

То есть нынешний спектакль можно считать чем-то вроде восстановления исторической справедливости. Такого рода постановки были характерны для конца 80-х годов: театры вспоминали о запрещенных пьесах, бывших режиссерах нон грата и замыслах, которые остались невоплощенными по цензурным причинам. По понятным причинам реализация этих проектов приносила больше моральное, нежели эстетическое удовлетворение. Но, в конце концов, все долги, которые чисто физически можно было заплатить прошлому, были заплачены. Почему припозднился с господином Вайдой "Современник", доподлинно неизвестно. Наверное, мастер был занят. И теперь театр вполне мог бы сослаться на срок давности. Но поставьте себя на место Галины Волчек. Представляете, раздается у вас телефонный звонок и трубка говорит: "Здравствуйте, это Вайда. Я 30 лет назад, если помните, собирался ставить у вас Достоевского. Так вот, я уже готов". И что вы сделали бы? Неужели спокойно сказали бы: "Спасибо, дорогой Анджей, но у нас тут так интересно работают молодые режиссеры, а ваш театральный язык малость устарел, да и вообще поезд ушел, так что до свидания". Вот и госпожа Волчек не сказала.

Несколько слов о спектакле. Он длинный, скучный и бессмысленный. Хотя и беспроигрышный, ведь в романе Достоевского столько зажигательных откровений, что желающими будет признана актуальной даже самая скверная постановка "Бесов". В основе спектакля Анджея Вайды лежит пьеса Альбера Камю "Одержимые". Именно в конце 80-х, когда "Бесов" окончательно и бесповоротно разрешили, она шла в Театре имени Пушкина в постановке Юрия Еремина. Господин Вайда начал работать с этой инсценировкой, написанной в конце 50-х годов, гораздо раньше. Он несколько раз обращался к "Бесам", ставил спектакль в Польше и Японии, снимал фильм во Франции. Каждый раз он брал версию Альбера Камю и каждый раз ее перерабатывал. Довольно логичная и стройная инсценировка от этих переделок изменилась до неузнаваемости – сейчас она похожа на латаное-перелатаное одеяло, которое разные сюжетные линии романа попеременно стягивают на себя.

Замысел, наверное, господином Вайдой уточнялся, но общее решение (спектакль оформила супруга режиссера Кристина Захватович) оставалось неизменным. В откликах на лондонский спектакль 1973 года читаем: "Черные облака, несущиеся над болотной, пузырчатой землей... черные люди в черных капюшонах, поначалу лишь передвигающие мебель на сцене, а потом по-бесовски подслушивающие человеческие исповеди и в злом плясе затаптывающие людей". Описание действительно и для спектакля "Современника" 2004 года. "Черные люди" без устали выносят и уносят ширмы-стенки и детали обстановки. В них актеры, громко и по очереди произнося текст, бегло знакомят зрителя со страницами романа. К концу вмешательство режиссера становится все более активным, но несколько последних сцен (роды Марии Шатовой, последняя встреча Верховенского и Ставрогиной, самоубийство Ставрогина) столь фальшивы и так отдают театральной вампукой, что монотонность предыдущих трех часов начинаешь вспоминать со смиренной благодарностью.

Странно, но возникает ощущение, что Анджей Вайда не предложил актерам векторов развития каждой из ролей. Большинство ролей маленькие, но и в них хорошо бы иметь хоть какие-то зацепки. Может быть, режиссер был так очарован труппой, что решил все отдать на откуп актерской интуиции? Вот каждый и старается кто во что горазд. Некоторые вроде бы и очень хороши: застревают в памяти Елена Яковлева (хромоножка Лебядкина), Сергей Гармаш (Лебядкин), Дмитрий Жамойда (самоубийца Кириллов), Игорь Кваша (старший Верховенский), Владислав Ветров (Ставрогин). Да только вот все они сами по себе и слишком уж тяготеют к масочности. Будто выкачан воздух из характеров – остались от людей одни оболочки. Может, таков был замысел мастера – показать, как люди перерождаются в бездушных кукол? Но со всеми персонажами это произошло еще до начала действия, так что наблюдать в спектакле оказывается решительно не за чем.

Но прочь, прочь критические придирки! Ведь что произошло? Очень пожилой (пан Вайда родился в 1926 году) и очень почитаемый во всем мире человек приехал в чужую, не самую уютную страну зимой, чтобы исполнить свою заветную, 30-летней давности мечту – наконец услышать в собственной постановке произведение своего любимого писателя на языке оригинала. Как это, в сущности, прекрасно и трогательно! И что значит по сравнению с этим большим и светлым чувством еще один тоскливый, старомодный театральный вечер?

Роман ДОЛЖАНСКИЙ
«КоммерсантЪ», 18 марта 2004