Версия для печати
Жизнью смерть поправ
В "Современнике" вышла "Сладкоголосая
птица юности" с Мариной Нееловой
Поговаривают, что на первом прогоне спектакля
в зале отчаянно пахло скандалом. Посвященному
в театральные интриги и даже просто в расклад
театральных сил человеку причины этого "почти
скандала" нет надобности объяснять.
Спектакль поставил Кирилл Серебренников,
единодушно причисленный к режиссерам того
направления, которое в силу исключительной
расплывчатости слова "авангардный"
назовем для простоты "изобретательным".
Совсем недавно на Малой сцене МХАТа он выпустил
другую нашумевшую премьеру - "Терроризм"
братьев Пресняковых. МХАТ и глазом не повел.
Сей театральный корабль, с тех пор как у
его руля встал Олег Табаков, представляет
собой эдакий Ноев ковчег. В нем чего и кого
только не увидишь. Вот еще Серебренников
"Терроризмом" всех попугал.
"Современник" - иное дело. К продукции
этого театра можно относиться по-разному,
но в единстве стиля, который в силу исключительной
расплывчатости слова "традиционный"
назовем для простоты "незатейливым",
ему не отказать. И вот они (Серебренников
и "Современник") сошлись. Представьте
теперь себя на месте заядлых современниковских
зрителей, заполняющих обычно зал на прогонах.
Пришел человек в оперу Баскова послушать,
а там Гарик Сукачев с цигаркой в зубах на
гитаре наяривает.
Теперь еще одно упражнение на воображение.
Представьте себя на месте самого Серебренникова.
Человек привык работать: а) с небольшим и
не вполне стандартным театральным пространством;
б) со своей сплоченной и преданной командой
артистов; в) специализировался на современной
драматургии. А тут - и сцена большая, стандартная,
и команда чужая, и пьеса принадлежит перу
американского классика Теннесси Уильямса,
да еще в главной роли не просто актриса,
а прима, звезда, женщина на грани, а иногда
и за гранью гениальности. В результате гомогенность
режиссерского стиля - а все прежние спектакли
молодого "радикала" можно с легкостью
атрибутировать по любому из фрагментов -
была несколько нарушена. В "Сладкоголосой
птице юности" помимо фирменных серебренниковских
приемов (умение придать самым бытовым эпизодам
иррациональный оттенок и найти каждой фразе
текста выразительный пластический эквивалент)
есть сцена, где режиссер поднимается до уровня
Някрошюса, - герой говорит о любви, и всеобъемлющей
метафорой этой любви становится раковина,
вбирающая в себя слова, чтобы потом как шум
морского прибоя возвращать их героине. Есть
моменты, где режиссер впадает в непростительную
виктюковщину, - под звуки шлягера артисты
красиво, но не сказать, чтобы очень осмысленно,
бегают по сцене. Есть, наконец, куски сугубо
бенефисного толка, и странно, чтобы в спектакле
с участием такой актрисы, как Неелова, их
не было. Так что если вы хотите увидеть Серебренникова
во всей его и только его красе, надо идти
на "Терроризм", "Пластилин"
или "Откровенные полароидные снимки".
Если хотите поглядеть, как Марина Неелова
вписывается в рамки любой эстетики, оставаясь
при этом подлинной звездой, надо идти в "Современник".
Кроме отношений с театром были еще и непростые
отношения с пьесой. Тут важна предыстория.
Русская сцена долгое время микшировала в
Уильямсе все темное, находящееся по ту сторону
добра и зла и восходящее разом к Арто с его
театром жестокости и Бодлеру с его цветами
зла. Но у Серебренникова за плечами работа
с современной драмой, а в ней один Марк Равенхилл,
певец шопинга-энд-факинга, чего стоит. Рядом
с этим патологоанатомом человеческих душ
уильямсовские цветы зла - цветочки, а ягодки
- вот они, вкушайте. Стоит ли говорить, что
секс, наркотики и излишества всякие нехорошие
Серебренников американскому классику вернул,
и вернул сторицей. В результате от русского
Уильямса, и уж тем более русского перевода
пьесы, из которого Виталий Вульф благополучно
вытравил заморскую гадость, в спектакле мало
что осталось.
Но это еще не все. С помощью призванной на
подмогу Нины Садур Серебренников пьесу Уильямса
изрядно мифологизировал. Центральная история
о стареющей голливудской звезде, не могущей
проснуться без виски, жить без гашиша и заснуть
без мужчины, и ее молодом жиголо (он приезжает
со своей новой клиенткой в родной город,
а там живет его юная возлюбленная, а папа
у нее босс и жлоб, а сам жиголо из низов,
и вот чтобы заработать денег он пускается
во все тяжкие) - в общем, вся эта житейская,
по существу, история превращается у Серебренникова
в эдакое путешествие молодого героя из неприглядного
царства живых в страшноватое царство мертвых.
Действие пьесы стараниями той же Садур перенесено
из обычного отеля, где останавливаются герои,
в дом престарелых. К тексту пьесы присобачены
написанные соавторшей Уильямса сцены, в которых
действуют создающие соответствующий замогильный
фон три старухи, они же парки, они же ведьмы
в гротескных нарядах. Мифологический контекст
поддерживают сказочные во всех отношениях
декорации Николая Симонова - тут и черное
солнце, у которого вместо лучей загораются
вдруг электрические лампочки, и убывающая
по мере приближения смерти главного героя
луна. Самой Марине Нееловой поручена не одна,
а две роли - она играет и молодящуюся актрису,
и стареющую от перенесенных страданий возлюбленную
героя. Образ жиголо в исполнении прекрасного
собой, нервного и трепетного Юрия Колокольникова
режиссером явно романтизирован. В лице этого
новоявленного Адониса старость-смерть убивает
жизнь и любовь. Как именно Нееловой удается
передать и лиризм, и взбалмошность, и инфернальный
холод, который исходит от старухи-смерти,
- это вопрос не к нам, а к Господу Богу.
Концепция спектакля, как говорится, имеет
право на существование, но подается с явным
перебором, а порой и маловразумительным стебом
(чего стоит имя одной из вспомогательных
старух - Ириния). Инородные садуровские вставки
лишь замедляют течение и без того неторопливой
пьесы. Но смотреть "Сладкоголосую птицу
юности" все равно ужасно интересно,
ибо во всей этой истории есть нечто от внутреннего
сюжета самого спектакля - молодой радикал
совершил свое путешествие в царство одряхлевшей
"традиции" и не только сам остался
жив, но и оживил многое вокруг. Звонкоголосая
птица юности, заключенная в современниковскую
клетку, спела во все свое горло. Голос кому-то
может показаться противным, но зато он, безусловно,
сильный. А много ли сильных и звонких голосов
насчитаете вы в современном театре?
Марина ДАВЫДОВА
"Время новостей". 9 декабря 2002
|