Версия для печати

Только Цезарь вне подозрений

"Антоний и Клеопатра" в театре "Современник"
Московский театр "Современник" открыл новый сезон отложенной с конца весны премьерой спектакля Кирилла Серебренникова "Антоний и Клеопатра. Версия" по трагедии Шекспира с Сергеем Шакуровым и Чулпан Хаматовой в заглавных ролях. Оказалось, что спектакль поставлен не совсем о том, о чем все говорили.

В день премьеры популярная новостная радиостанция анонсировала "Антония и Клеопатру" среди важнейших событий дня, буквально третьей после введения санкций против Грузии и выборов генсека ООН: "В 'Современнике' сегодня премьера такая-то. Известный эпатажными постановками режиссер такой-то перенес действие трагедии Шекспира в Чечню". Честно говоря, был бы я простым, а не присяжным зрителем, сразу повернул бы домой: скучно смотреть агитки.
Смотреть новую версию "Антония и Клеопатры" не скучно. Что касается актуальных чеченских аллюзий – ну да, оперный Древний Египет вытеснен со сцены режиссером и художником Николаем Симоновым другой, более актуальной цивилизацией, можно сказать, что Египтом современным, но вернее определить шире – сегодняшним мусульманским миром вообще. Стены этого восточного мира испещрены не грозненскими надписями, а вязью арабского. Конечно, пугливое сознание – а оно у нас именно таково – в каждой камуфляжной форме и черном платке на женской голове сегодня видит намек на Беслан. Колючая проволока в глубине сцены добавляет тревоги. Секст Помпей, переговоры с которым ведутся посредством телемоста, в своей пятнистой форме, с бородой и автоматом, буквально скопирован с Салмана Радуева. Но это частные решения, которые не могут затмить более общей темы постановки "Современника".
Гораздо более важным кажется другое видео: пролог спектакля, когда на черно-белом рябом экране истово совокупляются мужское и женское тело – это репортаж из спальни, откуда на сцену выпрыгивает комок из двух тел, Антония и Клеопатры, мусульманки и европейского воина, спина которого расцарапана до крови не вражеской пулей, но ногтями любовницы. Их связало не классическое чувство, но неодолимая животная страсть. Чтобы понять истинное качество страсти Антония, надо увидеть, каким представлен в спектакле противостоящий востоку запад.
Он словно спеленут отлично пошитыми мужскими и женскими деловыми костюмами. Рим по Серебренникову – хорошо сложенные молодые люди во главе с молоденьким и вертлявым неврастеником Цезарем, похожим на удачливого пиарщика-комбинатора. Это асексуальная деловая корпорация, где царствует холодный постиндустриальный прагматизм и порожденные им комплексы и неврозы. Одна из лучших сцен спектакля – неудавшаяся брачная ночь Антония и Октавии (Мария Аниканова): герой буквально спасается бегством с белого ложа, на котором его поджидает скучная гламурная стерва, сестра Цезаря. Страсть Антония не только его притяжение к соблазнительной восточной Клеопатре, но и отторжение от мира похожих друг на друга импотентов-яппи.
Первый акт придуман режиссером отлично: стихи органично перетекают в прозу, современным языком которой господин Серебренников вместе с драматургом Олегом Богаевым переписал сокращенную пьесу, а эпизоды остроумно прослоены аудиоуроками – умиротворенные голоса начитывают простейшие бытовые фразы и их перевод на арабский язык, в самом звучании которого уже слышится опасность. Прозрачные кабинки с микрофонами по двум сторонам сцены усиливают важный для спектакля мотив фатальных "трудностей перевода" в современном диалоге цивилизаций. Было бы несложно вывести из такого расклада нехитрую убаюкивающую мораль: любовь, мол, единственный мост между народами. Но поскольку речь идет не о любви, а о страсти, то обречена и она. Второе действие спектакля, в котором героев настигает смерть, Кирилл Серебренников решает в несколько ином стиле, излишне нагнетая атмосферу и не избегая тех резковатых, зловещих непонятностей, которые раздражают его критиков.
Разумеется, спектакль обретет большую убедительность, когда в нем увереннее станут чувствовать себя Чулпан Хаматова и Сергей Шакуров. На премьере господин Шакуров играл весьма формально, иногда просто набрасывая текст. Госпожа Хаматова пока более интересна коварной бестией или пленницей, посаженной на цепь, чем в дуэтах с Антонием и чем в последней сцене, где она превращается в позолоченную статую. Грубо говоря, между главными героями пока нет той особой "химии" притяжений и отталкиваний, без которой спектакль страдает. Актерские удачи в "Антонии и Клеопатре" пришли оттуда, откуда не ждали. Сергей Епишев отлично сыграл роль прорицателя – забинтованное существо на костылях, похожее на полупарализованное гигантское насекомое. А ролью Цезаря, можно сказать, буквально ворвался в список лучших молодых актеров Москвы еще один актер. Темперамент, острота, драматическая злость и гротесковая цепкость – все уже при нем. "Кто, кто играл Цезаря?" – переспрашивали друг друга на выходе зрители, точно узнавшие только что какую-то важную новость. Иван Стебунов – запоминайте это имя.

Роман ДОЛЖАНСКИЙ

«Коммерсант», 4 октября 2006 года