Версия для печати

Волчек чуть не сорвала спектакль

В Париже +25, и на улицах все чаще попадаются мужчины в юбках.

— Это не мужчины. Это шотландцы, — скривив губы говорит господин в шляпе и презрительно проходит мимо группы орущих самцов-юбочников. На самом деле это фанаты шотландской сборной, в огромном количестве наводнившие французскую столицу, где только что закончился чемпионат мира по регби. И это, пожалуй, самое громкое событие наряду с гастролями русского “Современника”, с успехом идущими в Театре де Пари пятый день.
Конечно, с регби “Современник” не может соперничать, но на театральном поле Парижа сейчас он вне конкуренции. Во-первых, потому, что театральный сезон здесь только-только разгоняется и громкие премьеры придутся на следующую неделю. А во-вторых, “Современник” — бренд, который здесь хорошо покупается. Во всяком случае, на “Вишневый сад”, который сыграли первый раз в пятницу вечером, билеты закончились уже за пять дней до премьеры. Цены на спектакли не превышают парижские — 50 евро за лучшие места в партере в тысячном зале Театра де Пари. И три вечера подряд тысячный зал забит.
Много эмигрантов — от старорежимных до современных гламурных последнего заезда. Но, судя по тому, что все ящики с аппаратами синхронного перевода пусты, французов хватает.
— Примерно 60 на 40, — констатируют капельдинеры театра. “Крутой маршрут” — это очень специфическая для нас вещь, но французов мы видим очень много, особенно молодежи.
Название этого спектакля здесь переводят одним словом “Vertide” (буквально — головокружение). Голова у некоторых действительно от этого зрелища идет кругом.
— Послушайте, четыре мои тетки сидели в сталинских лагерях, — волнуясь, говорит пожилая женщина Любовь Рамоло-Чиковани. — И, между прочим, подписали всю клевету, что им подсовывали на допросах и пытках. В отличие от героини спектакля, писательницы Евгении Гинзбург. Одной тетке, что подписала все, дали 16 лет, а когда ее освободили из лагерей, и она вернулась в Москву, ей (это ужасно смешно) предложили комнату в районе Лубянки, с видом из окна на страшное здание. Она чуть не рехнулась. Страшный спектакль. И очень сильный.
Марина Неелова — исполнительница главной роли — пять лет прожила в Париже, когда ее муж был на дипломатической службе.
— Это моя семья прожила здесь пять лет, — уточняет Марина в антракте, пока гример Таня Шмыкова, одна из лучших в Москве, поправляет ей на лице “синяки”. — А я моталась между Москвой и Парижем.
Кстати, в Париж актриса приехала из Гааги, где ныне ее супруг является послом РФ в Нидерландах. Марина Александрова прилетела из США — там она проходила месячную стажировку в знаменитой школе Ли Страсберга, а Сергей Гармаш прибыл на “Вишневый сад” из Варшавы, где был на премьере картины Анджея Вайды “Катынь” — там у Гармаша роль.
Вообще у московских артистов многое связано с Парижем. Например, у Елены Миллиоти дедушка — известный русский художник Николай Миллиоти — похоронен на кладбище Сен-Женевьев де Буа. Актриса говорит, что была вчера у него на могилке. Сергей Юшкевич провел в Париже две недели, когда снимался в сериале “Красная капелла”. Ну а художник и продюсер Павел Каплевич, проходящий под кличкой Паха Рабан, привозил несколько лет назад на парижскую сцену свою постановку “Чайка”.
Перед “Вишневым садом” все ужасно волнуются. Успех “Крутого маршрута” никого не успокаивает. Актеры не расслабляются прежде всего потому, что сцена Театра де Пари меньше современниковской, и, как объясняет Неелова, особенно на первом спектакле артисты будто налезали друг на друга: “Я только успевала разбежаться, а решетка — уже передо мной”. Технические трудности, конечно, преодолели, но мандраж остался.
Но больше всех на гастролях отличилась худрук “Современника” Галина Волчек. Она, естественно, психовала, нервно репетировала, когда вводила молодых артистов. И вот во время первого “Крутого маршрута”, в напряженной тишине второй сцены, когда героиню подвергают издевательствам, внезапно зазвонил чей-то мобильный телефон. “Ну все, и здесь невоспитанная публика”, — подумала я, разозлившись на неизвестного владельца телефона. Зрители возмущенно зашикали и стали оглядываться. Казалось, звук телефона шел со сцены: “Ну это уж совсем обнаглели”, — подумала я.
В антракте с возмущением захожу за кулисы, где курят артисты.
— Ну как же я ненавижу господ, которые не выключают телефоны!
Все громко смеются, буквально покатываются.
— А я как ненавижу, Марина, — говорит мне Волчек. — Убила бы. Но это был мой телефон.
И тут же артист Василий Мищенко демонстрирует, как главреж театра Галина Волчек нелепо и смешно, обхватив сумку, чуть ли не на коленях выползала из ложи возле сцены, из которой так и не смогла достать орущий телефон.

Марина РАЙКИНА
«Московский Комсомолец», 15 сентября 2007 года