А.Н.Островский

ГРОЗА

Версия для печати

Краткие отзывы прессы о спектакле:

«…Это спектакль, в котором Островский слышен, несмотря на купюры, добавление домостроевских текстов (говорят, изученных постановщицей до дыр) и сцен из «Снегурочки», а его герои – изменились снаружи, но сохранили, как говорится, внутреннее содержание, слова и смыслы. Перевернув все с ног на голову, отдав, например, роль Кабанихи – Елене Яковлевой, Катерины («Петровны!» – как, не позволяя усомниться в строгости и силе характера, добавляет она при первом свидании с Борисом) – Чулпан Хаматовой, Тихона – Максиму Разуваеву, а Бориса – Юрию Колокольникову, Чусова «не потеряла» ни конфликта, описываемого Островским, ни трагического противостояния. (…) «Почему люди не летают?» – зло спрашивает Катерина, сорвавшись с лестницы, в начале спектакля. В финале знаменитый монолог Катерины читает Кабаниха. Чусова их все время сравнивает и сопоставляет: любовное свидание Катерины и Бориса разворачивается в одной из голубятен, туда же под конец заталкивает Тихона мать, притягивает его голову к себе и жалеет, как маленького, неразумного. Для Катерины–Хаматовой любовь – и освобождение то ли от бесов, то ли от каких иных оков (в начале спектакля она – ломкая, судорожная, так что каждый жест, поворот головы или тела дробится на несколько «частей», а в финале, ближе к трагической развязке, в ее движениях появляется свобода и плавность) и – смерть. Невероятная техническая изощренность в ее игре и в игре Елены Яковлевой сочетаются с невиданной же, если угодно, полнотой и подробностями психологической школы…»

Григорий ЗАСЛАВСКИЙ
«Независимая газета», 20 апреля 2004

«Можно спорить с тем, что предсмертный монолог Катерины («Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу...» превращен в диалог с Марфой Кабановой (Кабанихой героиню Яковлевой в спектакле, по-моему, не называет никто, и это правильно). Нельзя не видеть, что это жест осмысленный и важный. Свекровь внимательно слушает злосчастную, измученную невестку, все понимает, отвечает: нет, в могиле лучше. «Опять жить? - Нет, нет, не надо... нехорошо». Кабанова не провоцирует, не уговаривает, всего лишь спокойно заверяет: нет, жить тебе больше не надо».

Александр СОКОЛЯНСКИЙ
«Время новостей», 20 апреля 2004

«…Она устремлена куда-то за пределы этого пространства, ее проблемы - в абстрактных высях. Страдание Катерины столь высоко, что его очертаний не разглядеть. Женщина, которая то парит на кольцах, почти как в цирке, то смотрит на всех с превосходством и ненавистью, то, когда робкий Борис бормочет: "Катерина...", обрывает его резким "Петровна!" - такая женщина вряд ли станет топиться из-за того, что мужу изменила, что среда заела, что мужик пошел какой-то мелкий. (…) Чусова отменно владеет сменой настроений, атмосфер, неожиданными решениями, которых все от нее ждут. В мрачной многоэтажке, где в клетках обитают голуби, мать вожделеет к сыну, бродят полусумасшедшие, вспыхивает любовь Катерины и Бориса. Правда, на любовь это мало похоже, скорее это наваждение, причем в большей степени наваждение Катерины. Борис однажды появляется на сцене словно от удара грома. Мистицизм и тревогу, что разлита в спектакле, Чусова добывает из названия пьесы, ее предгрозовой атмосферы, проклятий и пророчеств полусумасшедшей барыни, которая присутствует в пьесе, но не на сцене. Однако мистика мистикой, а театрального праздника, как всегда у Чусовой, не миновать …»

Артур СОЛОМОНОВ
«Известия», 20 апреля 2004

«…Смыслообразующими должны были стать неожиданные назначения на роли героинь, чьи имена стали нарицательными для школьников. Катерину сыграла Чулпан Хаматова, а Кабаниху – Елена Яковлева. Первая играет кудрявое неуправляемое существо, угловатое и отвязное. "Почему люди не летают?" – злобно выкрикивает девушка-подросток после того, как спотыкается и падает с лестницы. Потом, в конце спектакля, знаменитую фразу вдруг с чувством повторит Кабаниха. Видимо, в Катерининой свекрови когда-то умерла такая же, как теперь у девушки, невесть откуда взявшаяся страсть. Кабаниха, видимо, задумана как "бывшая Катерина", сломавшая себя ради семьи и превратившаяся в комическую святошу, в которой нет-нет, да и проявится бывшая вертлявая хулиганка».

Роман ДОЛЖАНСКИЙ
«Коммерсант», 20 апреля 2004

«…Елена Яковлева играет Кабаниху молодой, заводной и веселой. Вокруг нее все время крутятся девки Дуняшки (в них превратилась странница Феклуша) - такие же, как Кабаниха, смешливые, говорливые, в таких же очках, сарафанах и с косицами, закрученными в узлы. Ходят за ней стайкой и что-то лопочут. Яковлева играет настоящую молодую одинокую мамашу - сына своего Тихона (Максим Разуваев) она до сих пор тискает и тормошит, как ребенка. Чуть что: "На кого ты похож? - и подставляет платок: - Плюнь!" - и ну оттирать парню грязь с физиономии. Собирая в дорогу, сама застегивает ему рубашку, заправляет, как малышу, в штаны. К жене молодой она сына, понятное дело, ревнует, придирается, капризничает: "Тебе жена милее матери?" Он ведь для нее - единственный мужчина - и сын, и муж сразу (…) Но самое главное, что другой стала прежняя просветленная и богобоязненная Катерина. Нет никакого "луча света". Нет никакой благостности. Катерину играет Чулпан Хаматова - в ней, в сущности, смысл этого спектакля и оправдание того, что в нем не получилось. Она сразу отличается от всех здешних женщин - маленькая, тоненькая, в темных стриженых кудрях. (…) Настоящая оторва - палец в рот не клади. Она - хрипит и бьется в неволе, она, - рассказывая, как ребенком не стерпела обиду, - залезает на верхний этаж и оттуда, пугая Варю, делает вид, что оскальзывается и повисает высоко-высоко на тонкой перекладине. (…) Лишь оставшись с Борисом, Катерина меняется, затихает, начинает свой "танец", обвивая его, распластываясь по нему и замирая. А в финале, услышав, что Борис уезжает, она вновь начинает шипеть, как кошка, и кричать сорванным голосом, отпихивая любовника ногой.

Дина ГОДЕР
«Русский Журнал», 19 апреля 2004

«…Спектакль хороший. Прямо-таки замечательный. Нина Чусова умеет работать по-разному и кое-где иногда подхалтуривает, но только не в "Современнике". "Мамапапасынсобака" были сенсацией прошлого сезона, "Гроза", впервые сыгранная в день рождения постановщицы, стала серьезным успехом нынешнего. Оговорки, которые можно при этом сделать, касаются не одной только "Грозы", а всего творчества 32-летней Чусовой и других чрезвычайно одаренных представителей режиссерского постмодерна. Разбирать подобные спектакли - наслаждение, потому что они составлены из знаков и символов, всегда красивых и всегда четких. (…) Если спросить, какая в этой "Грозе" Катерина (Чулпан Хаматова), я скажу: кудрявая, как овечка; она да Борис - два кучерявых отщепенца в мире людей с прямыми волосами. По-кошачьи гибкая. Хаматову так мотают по сцене, в такие, чуть ли не цирковые трюки ввергают, что только сердце екает... Мастерская подлиза и притворяшка. Злая, как все недолюбленные женщины. Сверзившись с лестницы, яростно орет: "Отчего люди не летают, как птицы?!" Руки у нее - то крылья, а то когтистые лапы. С самого начала очевидно, что безумна. По сознанию Катерины уже прошла трещина, через которую не перепрыгнешь. (…) Если спросить, какая в этой "Грозе" Кабаниха (Елена Яковлева), я скажу: молодая (как и должно быть), пьющая, вспыльчивая, но отходчивая. Никто ее по-настоящему не боится, но все довольно ловко ей друг на друга ябедничают. Над ее наивным домостроем беззлобно потешаются и домочадцы, и зрители. В общепринятой системе ценностей она существует легко, без надрыва.

Елена ЯМПОЛЬСКАЯ
«Русский курьер», 20 апреля 2004

«…спектакль поставлен бойко, эффектно. Режиссер то и дело задает «многофигурным» сценам жесткий, четкий темпо-ритм, заставляя приживалок Кабанихи механически шагать и произносить текст. (…) Любовная сцена Катерины и Тихона выстроена режиссером и хореографом Николаем Андросовым как пластический, почти балетный этюд, рассчитанный на аплодисменты зрителей и вызвавший их в финале первого действия. (…) В спектакле красиво выстроены световые и прочие эффекты. Интересна сценография Александра Боровского – клетки в три-четыре яруса огораживают сценическое пространство, дают воздух и возможность создания необычных мизансцен, проходов персонажей и почти акробатических номеров для Катерины Чулпан Хаматовой. В некоторых декорационных клетках – живые голуби. Это символ: герои спектакля – птицы в неволе, они хотят вырваться на свободу…»

Петр КУЗЬМЕНКО
«Вечерняя Москва», 19 апреля 2004

«…Из всей пьесы Островского Чусова извлекла один, но зато самый страшный сюжет и разработала его с предельной резкостью. Визуальный мир ее "Грозы" придуман "бумажным архитектором" Александром Бродским: унифицированное урбанистическое пространство задраенных окон и арматур, ограничивающее сценическую среду с трех сторон, образует огромный "дом" Кабанихи. Дом, похожий на тюрьму, только очень цивилизованную, чистенькую, стерильную. По ее галереям бродят девушки-Дуняшки, только что перекочевавшие из сочинений Кирилла Серебренникова. Они - ужас и "охранка" дома, три навсегда приговоренные к бесплодию ведьмы, ничтожный "хор" русской трагедии.

Тоненькая Катерина Чулпан Хаматовой - смятение и ужас этого "дома". Она ползает по стропилам и перекладинам и все норовит упасть с них. Ее актерская формула - тотальный срыв, пластический и акустический. Поначалу трудно понять, что происходит с этой странной строптивой девочкой, говорящей сиплым, прокуренным голосом. Она курит сигаретки и ползает по стропилам, точно непокорная арестантка в тюрьме строгого режима. Чусова рассказывает историю Катерины как историю анархической любви, которая разрушает всякий домостроевский порядок Кабанихи.

Алена КАРАСЬ
«Российская газета», 20 апреля 2004

«…Катерина Ч. Хаматовой, безусловный и фантастически притягательный центр чусовского спектакля, - девочка, опасная и для самой себя, и для окружающих. Личность, закодированная на погибель и разрушение. <…> Логика поведения Катерины в спектакле Современника не очень-то и зависит от окружающего ее "темного царства", тем более что и "царство" это весьма условно. (…)

Наталия КАМИНСКАЯ
«Культура», 22 апреля 2004

«…Город Калинов стараниями сценографа Александра Бродского превращен в подобие тюрьмы. На сцене - четырехэтажный металлический каркас дома с лестницами, перилами и галереями. Большая голубятня, клетки с птицами, развешанные под колосниками. Здесь не только люди, но и птицы не летают, словом, почти как в "Гамлете", весь мир - тюрьма.

Марина ЗАЙОНЦ
«Итоги», 24 апреля 2004

«…В том, что Чусова хотела уйти от традиционного Островского, который мог показаться ей несколько тяжеловесным, есть свой резон. Прокрутив перед началом спектакля в фойе театра бытовой фильм по «Грозе» 1933 года, в котором играют легендарные актеры, Чусова как бы сказала: в этой манере мы не работаем и работать не собираемся. И вся первая часть спектакля ушла у нее на то, чтобы содрать с Островского кожу. Поэтому зрелище получилось действительно неожиданным <…> Чусова так смело уходит от стереотипа классической пьесы, что «поймать» ее на каких-то чрезмерностях ничего не стоит. Но все же ее «фантазия» правомочна. Потому что классические пьесы у ее поколения режиссеров вызывают оправданный страх. Сегодня не время «большой» классики. Противоречивость «Мещан» в постановке Кирилла Серебренникова – тому хорошее подтверждение. Чусовой можно предъявить претензии только в том, что она лишила свою Катерину нашего сопереживания. Но она заставила нас сопереживать другой героине, Кабанихе, которую во все времена изображали властной, жестокой старухой…»

Полина БОГДАНОВА
«Новые театральные известия», 29 апреля 2004

«… Островский попытался понять (и зритель пытается вместе с ним уже столько раз): на каких внутренних механизмах держится этот абсолютно замкнутый мир? Всегда получалось так, что все эти дикие провинциальные люди потому такие дикие, что слишком уж «здоровые», «экологически чистые», не замутнены ничем, не допускают в себя ненужно тонкие и нежные материи, смыслы, понятия - с ними не выжить.

«Современник» перевернул эти школьные прописи и начал с чистого листа. А если все было совсем не так? Кабаниха (блистательная, что уж там говорить, Елена Яковлева) любит своего сына совсем не материнской любовью. Катерина одержима настоящим клиническим суицидом, чувством неудержимой внутренней свободы, которую жаждет удовлетворить любым способом. Два тяжелых психических синдрома - синдром Кабанихи и синдром Катерины, - сталкиваясь, образуют электрический разряд. Грозу. Как в футбольном матче, зрители болеют - кто за Катерину, кто за Кабаниху. Их женская дуэль протекает жестко. Мужские роли здесь второстепенны - ну что-то вроде боковых судей. Да, интересно - почему за 150 лет мы, русские люди, так и не научились выпускать наружу свои затаенные страсти, запретные желания, очень странные мечты? Островский, правда, предлагал страсти обуздывать, а не выпускать наружу. Но сейчас, видимо, концепция изменилась…»

Борис МИНАЕВ
«Огонек» №18, май 2004

«… "Скучно здесь!" - отчаянно кричит ее Катерина, и именно это обстоятельство в конечном итоге и бросает ее в объятия Бориса, и заставляет прилюдно каяться. Тема греха и наказания за него - важнейшая для Островского, но в новом спектакле "Современника" Катерина мучается не столько от стыда, сколько от ненависти к окружающим ее пошлым и глупым людям, жизнь которых откровенно неталантлива и однообразна. Здесь царство не столько темное и страшное, сколько заурядное и неинтересное, а для таких натур, как Катерина, это страшнее смерти, поэтому она его и взрывает. Прозрение наступает потом, когда от этого взрыва гибнет не один только постылый уклад - гибнут еще и живые люди: враз поседевшая и постаревшая от позора и боли за сына Кабаниха и беспробудно пьющий Тихон. Поэтому в последней сцене с Борисом мы видим уже другую Катерину - повзрослевшую, познавшую истину. Она судорожно цепляется не столько за любовника, сколько за жизнь, но понимает, что обречена».

Нина АГИШЕВА
«Московские новости», 23-29 апреля 2004

"Отчего люди не летают!" - перехватывает крик Катерины Кабанова. На сцене уже вместо лагерного барака - прозрачный купол, по которому бьет непрерывный дождь, тоскливый и безысходный. "В могиле лучше... А об жизни и думать не хочется. Опять жить? Нет, нет, не надо... нехорошо!" Главный трагический монолог Катерины волей режиссера достался Кабановой. Таким женщинам, действительно, не стоит так жить. Отправляясь в небытие, Катерина не падает вниз, а взбирается вверх. Спектакль окончен, игра продолжается. Островский Нины Чусовой столько сказал нам о нас самих, что за один раз и не переварить. Хочется возвращаться и смотреть еще. Спектакль, который обречен на зрительский успех, независимо от наличия или отсутствия среди публики очередного президента…»

Евгения СИНЕВА
«Русский Фокус», 17-23 мая 2004