Ф.М.Достоевский

БЕСЫ

Бесы Анджея Вайды

"Опасность возвращения тоталитаризма существует. Да, демократическая модель построения общества хлопотна, да, счастье обещают и левые, и правые, и центристы, это путает, сбивает с толку, но демократия - единственно возможная форма защиты личности. Она, эта форма, несовершенна, однако другого пути нет", - убежден классик польского кино и театра режиссер Анджей Вайда

Первая ассоциация при упоминании имени Анджея Вайды - кино. Знаменитая трилогия о судьбе поколения, опаленного войной, - "Поколение", "Канал", "Пепел и алмаз", награды кинофестивалей в Венеции, Берлине, Брюсселе, "Золотая пальмовая ветвь" Канн за "Человека из железа", "Оскар" за вклад в развитие мирового кинематографа... Между тем пан Анджей не только кино-, но и театральный режиссер. Сняв 35 художественных фильмов, он поставил более сорока спектаклей в Польше, Югославии, Англии, Швейцарии, Японии, США... Сейчас классик, 6 марта отметивший 78-летие, репетирует на сцене московского "Современника" "Бесов" Достоевского. В работе ему помогает Кристина Захватович, художница, сценограф, жена. Почему режиссер, известный остросоциальными работами, обратился к классике? Об этом Анджей Вайда рассказал в интервью "Итогам".

- Сегодня вы поэт или капрал, пан Анджей?

- "Режиссер должен обладать душой поэта и волей капрала..." Я сказал эти слова 33 года назад, когда ставил "Бесов" в Кракове. Всегда мечтал, что Старый театр приедет сюда и московские зрители увидят мою версию великого произведения Достоевского. Спектакль оставался в афише четырнадцать лет, но случай показать его в России так и не представился. Впрочем, сейчас намерен сделать даже больше: мои "Бесы" все-таки будут в Москве, и к тому же на русском языке. От краковской постановки сохранятся лишь основные элементы внешнего рисунка. Перенести их на местную почву - трудная работа, поэтому пока я капрал. Надеюсь, поэтами будут актеры.

- И как вам бойцы? Достойны военачальника?

- Гвардейцы, элита! У "Современника" потрясающая труппа. Знаю этот театр с 72-го года, когда ставил тут спектакль "Как брат брату". Потом была многолетняя пауза, но прошлой осенью мы с Кристиной специально приезжали, чтобы посмотреть репертуар и определиться с актерами.

- Говорят, наведались в Москву инкогнито?

- Нет, никакой тайны. Пани Галина (Галина Борисовна Волчек - худрук "Современника". - "Итоги") пригласила нас познакомиться с труппой, сказала, что из ее театра выросло несколько главных режиссеров для других - Ефремов, Табаков, Райкин...

- Что смотрели на этот раз?

-  "Трех товарищей", "Анфису", "Вишневый сад", "Карамазовы и ад"... Галина Борисовна специально так выстроила репертуар, чтобы мы увидели всех артистов. Потрясающая команда!

-  Можете ответить, пан Анджей, почему вас столько лет мучают "Бесы"?

- Бесы в кавычках или без? Перечитайте книгу и поймете: ее герои говорят нечто страшное. Резкие, сумасшедшие слова, которые могут быть рождены лишь ущербным, пораженным сознанием. Настоящая бесовщина! На одной из первых репетиций я разбирал, что именно гложет каждого из персонажей - Кириллова, Верховенского... И увидел галерею ужасных образов. Нет второго писателя, который так много знал бы об отрицательных чертах человека.

- Вы ничего не говорите о бесах, которые досаждают лично вам.

- Скажу, кого я боюсь. Тех, кто обещает сделать мир счастливым. Двоих подобных искусителей я уже видел. Гитлер и Сталин сулили счастье своим народам. Чем все закончилось, хорошо известно... Но бесы возвращаются, проявляясь в преступлениях тоталитарных систем. Что любопытно: они не стремятся завладеть душой человека, им достаточно послушания и слепой покорности. Когда происходит взрыв в метро, бес сразу называет виноватых. Он знает о моем беспокойстве, о желании поскорее найти крайнего и делает это - успокаивает, находит. Он снимает проблемы, и человеку остается только быть счастливым... Казалось бы, опыт прошлого должен был чему-то научить нас, люди могли бы уже понять, что всеобщее счастье невозможно, но опасность возвращения тоталитаризма существует. Да, демократическая модель построения общества хлопотна, да, счастье обещают и левые, и правые, и центристы, это путает, сбивает с толку, но демократия - единственно возможная форма защиты личности. Она, эта форма, несовершенна, однако другого пути нет. Впрочем, во всем нужна мера. Шигалев в "Бесах" говорит, что стремление к полной свободе приводит к обратному результату - рабству. И рабство можно считать свободой. Эти слова Достоевского звучат со сцены ужасающе. Хочу, чтобы их услышали.

- То есть для вас этот спектакль не только художественный акт, но и политический манифест, пан Анджей?

-В значительной мере. Удастся ли воплотить задуманное на сцене, зависит от зрителя. Что он пожелает увидеть? Впрочем, не собираюсь делать лишь политизированный спектакль на злобу дня. Если бы на страницах своих книг Достоевский вел политическую борьбу, его давно перестали бы читать. Он все подмечал в человеческих характерах...

Кристина Захватович: Мы делали "Преступление и наказание" в Берлине. С немецкими актерами. На немецком языке. На премьере стояли с Анджеем за кулисами и в какой-то момент подумали, что все зрители ушли - такая тишина висела в зале. Даже дыхания не было слышно. Люди поняли: спектакль не про Раскольникова и старуху-ростовщицу, это история их, немецкого, фашизма. Почему одним человеческим особям разрешено убивать других? Кто дает право на смерть? Вопросы в Берлине прозвучали чрезвычайно актуально, зрители услышали эхо прошлого.

- Во Франции вы сняли по "Бесам" фильм, но остались недовольны экранизацией...

Думаю, Достоевский для кино не годится.

- А для театра?

-  Рожден для него! Бахтин утверждал, что сознание героев Достоевского диалогизировано: им надо много говорить, чтобы разобраться в себе, понять, кто же они такие. Театр и построен на диалогах. В кино все предельно сжато, ограничено картинками. Театр - это Достоевский, а кино - достоевщина. Как ни странно... "Бесов" я снимал с французскими актерами, и не их вина, что фильм не оправдал моих надежд. Это природа кино - оно уводит нас к быту.

-  Наиболее театральными именами в России традиционно считаются Чехов, Островский. Если посмотрите московский репертуар, увидите, как много их ставят. А к Достоевскому отношение прохладное.

- Очевидно, вы знаете, я работал над произведениями Федора Михайловича в Польше, Германии, Америке, Японии... Однажды Достоевский дал совет госпоже Оболенской, еще при жизни писателя решившей обработать "Преступление и наказание" для театра. По мнению Достоевского, между романом и театральной постановкой нет ничего общего. Но, замечал дальше Федор Михайлович, если вам так хочется, пишите заново - не воспроизводите роман, а создавайте собственную пьесу.

Инсценировка, по-моему, носит именно такой, автономный характер. У Шекспира в "Гамлете" сказано: "Я должен быть жесток, чтоб добрым быть". Извините за возможную неточность цитаты, воспроизвожу по памяти... Когда ставил "Преступление и наказание", работавшая со мной Кристина протестовала против отсутствия некоторых персонажей и мизансцен. Ей хотелось все показать, но я для постановки выбрал только три диалога Раскольникова с Порфирием, зато они идут полностью.

Да, у Достоевского громадные куски прямой речи, но если их сокращать, получится комикс. Надо разрешить героям много говорить. Да, каждый режиссер мечтает поставить сцену, подобную балу у губернатора в "Бесах", - фантастический, лучший театральный кусок в романе! Но если сделать этот бал, остальное не поместится! "Я должен быть жесток, чтоб добрым быть..." Именно благодаря этой жесткости Достоевский возможен в театре.

-  Два года назад вы вместе с пани Кристиной привозили в Санкт-Петербург выставку авторских рисунков "Достоевский. Театр совести". Рисуете только героев Федора Михайловича?

-  Делаю работы и к другим спектаклям. Это помогает лучше понять, что именно хочу увидеть на сцене.

-  Фильмы принесли вам славу, награды, признание. Тем не менее, по-прежнему находите силы и время для работы в театре. Там миллионы зрителей, а тут...

-  Не думаю, что количество всегда переходит в качество, если воспользоваться классической марксистской формулой.

-  Вы не диалектик?

-  Нисколько. Когда-то поставил "Гамлета", которого играли в театральном зале на шестьдесят мест. Это одна из лучших моих работ.

Ничего страшного, что миллионы не смотрят. В кино и в театре разные отношения. Когда появился кинематограф, а потом еще и телевидение, театру сулили смерть. Между тем никакой трагедии не произошло. Общение живых людей - тех, что на сцене, и тех, что в зале, - ни с чем не сравнить и ничем не заменить. В этом вся тайна театра. На мой взгляд, он органичнее кино.
Я видел на сцене великих актеров, игравших в потрясающих спектаклях. Этих людей давно нет в живых, постановки полвека назад сняты из репертуара, а я до сих пор помню ощущения, пережитые в зрительном зале.

- Разве с кинофильмами не так?

- Нет! Там пленка, экран... А Лоуренс Оливье был живым, он ходил по сцене, и я наблюдал за ним. Память об этом умрет вместе со мной. Так и должно быть. Человеческая память избирательна. Из нее исчезает то, что нам не нужно, что мы не хотим помнить. Яркие, прекрасные моменты, например игра великих, остаются в ней навсегда. В этом огромный плюс театра. А кинокартины... Время безжалостно к ним. Пленка хранит все - и хорошее, и плохое. Не могу пересматривать свои старые фильмы... Что увижу прежде всего? Недостатки и просчеты, которые уже не в силах изменить? Я и так слишком хорошо помню все изъяны...

-  С годами ваше отношение к наградам изменилось? Скажем, если бы "Оскар" пришел не четыре года назад, а сорок четыре, вы восприняли бы его иначе?

-  Получи я "Оскара" в 50-е годы за картину "Пепел и алмаз", жизнь пошла бы иначе. Наверное, попробовал бы сделать карьеру в Голливуде. С другой стороны, хорошо, что этого не случилось. Не жалею ни о чем, хотя и было в моей жизни несколько фантастических замыслов, которые не удалось осуществить. То, о чем мечтал, в итоге сняли другие. Например, собирался делать картину по роману Джозефа Конрада, но увидел "Апокалипсис сегодня" Копполы и понял: могу расслабиться. Коппола сказал все за меня. Вероятно, лишь концовку я решил бы иначе. И все равно не жалею...
Но вы увели меня вопросом в сторону. Хотел сказать о другом. Вот вы вспомнили о моих и Кристининых рисунках, хранимых в Питере. У нас сложились прекрасные отношения с музеем Достоевского. Это личные, человеческие контакты.
Именно такой душевности в последнее время не хватает отношениям между нашими странами. Совершенно очевидно, что раньше присутствие России в жизни Польши было гораздо шире. Повторяю, я говорю сейчас не об официальных каналах, а о неформальном общении людей. Должен возникнуть взаимный интерес. Поляки всегда спрашивают: что нового в Париже или в Нью-Йорке? И никогда: что нового в Москве? А вы знаете, как и чем сегодня живут Варшава или Краков? В гуманитарном смысле: что у нас ставят в театрах, какие книги читает интеллигенция, какую музыку слушает молодежь... Вы тоже смотрите на Париж, Лондон или Нью-Йорк. Наверное, это нормально, там центры мировой культуры, но и о соседях не надо забывать. Инициатива должна идти снизу. Ежи Помяновский издает на русском языке журнал "Новая Польша", но этого мало. Меня подобные факты огорчают. Я никого не виню, а лишь констатирую. Нельзя издать декрет, обязывающий любить. Приказом можно учредить лишь общество польско-российской дружбы...
Но не думайте, будто все совсем плохо. К примеру, в Польше издается много русской литературы. Она пользуется спросом, иначе не печатали бы. Недавно хотел купить в Варшаве "Энциклопедию русской души" Виктора Ерофеева. Пришел в один книжный магазин, говорят: "Уже нет". Во втором - та же история, в третьем... Только в четвертом нашел. Даже подумал: неужели в Польше проще продать русскую душу, чем купить? Шутка.
С другой стороны, телевидение практически избегает российской темы, не показывает ваши современные фильмы и даже классику. Не вспомню, когда в последний раз в Варшаве устраивалась выставка художников из России.

- А сейчас в Москве вы Москву увидели, пан Анджей?

- Некогда! Дважды в день репетиции. Даже не успел выбраться на спектакли в другие театры, хотя есть большое желание. Хочу обязательно сходить на "Таганку" к Любимову. Мы давно знакомы с Юрием Петровичем.

- Начали с цитаты, ей и закончим. Ваш земляк Станислав Ежи Лец как-то сказал: "Только спектакль покажет, что может сделать из идеи режиссура". Когда по контракту вы должны закончить работу над "Бесами"?

-  Премьера - 16 и 18 марта. Потом мы с Кристиной уезжаем в Варшаву.

- Но еще вернетесь?

- Обязательно. Если позовете

Андрей ВАНДЕНКО
Итоги, 9 марта 2004