А.П. Чехов СЕРёЖА СЕРёЖАСпектакль на одном дыхании, — такой эпиграф можно было дать постановке «Сережа», идущей на Другой сцене «Современника». С еще одним удачным экспериментом, главными героями которого являются молодой режиссер и молодые актеры, можно поздравить Галину Волчек, придумавшую проект «Опыты». Карт-бланш, который худрук дает начинающим звездам своего театра дорогого стоит. Литературный материал они выбирают сами, в качестве реквизита и декораций пользуются закромами своей alma mater. В доверии рождаются спектакли, фонтанирующие идеями, в них очевидны и молодой задор, и выгодная театру неискушенность, и увлеченность игрой. Для дебюта в «Современнике» режиссер Кирилл Вытоптов, выпускник мастерской Олега Кудряшова, выбрал два рассказа Антона Чехова — «Учитель словесности» и «Страх». Связующее звено между ними — тема любовного угасания, перерождение искрящегося чувства в обыденность, ненужность. В «Учителе» главный герой Сергей Никитин влюблен в Манюсю Шелестову, во втором — охвачен злой страстью к супруге помещика Силина — Марье Сергеевне. За любовными перипетиями маячит другая, чеховская тема, — жизнь медленно, но верно превращающаяся в пошлость. Душевные метания Никитина играет молодой, но уже заметный актер Никита Ефремов (внук Олега Ефремова), — играет с подкупающей искренностью, правдиво, тонко, трогательно. Его герой мучительно осознает собственное «я», супружескую жизнь, совместное будущее. Однако никакой тяжеловесности, все происходящее на сцене похоже на чудный этюд — живой и обаятельный. Начиная с самой первой сцены перед нами — талантливая театральная выдумка. Вот Манюся (Дарья Белоусова), похожая на циркачку в маленьких шнурованных ботинках и цилиндре, с разбегу запрыгивает на плечи к Полянскому (Илья Лыков), потом вдруг садится на шпагат, как будто обращаясь к отцу — «смотри, как я умею». А вот конная прогулка семейства Шелестовых. Подлокотники кожаных диванов заменили актерам лошадей, а солома, разбросанная повсюду, — поля, проносящиеся мимо. Сцена похорон Иполлита Иполлитовича: с изумлением перед собственной смертью, друг Сережи обводит глазами друзей, вытаскивая из-под полы пиджака какие-то веточки и траву. Его увозят на черном диване, а пространство сцены разъезжается. Как над его могилой, над этой дырой стоят остальные. Потом вдоль длинной-длинной классной доски проносится гимназистка в кудряшках (Елена Плаксина), она проводит мокрой тряпкой по белым буквам и вдруг, на бегу, неожиданно делает сальто. Очутившись на кожаном диване перевоплощается в дряхлеющую почти слепую няню сестер Шелестовых. Еще через пару актов — в роковую красавицу, умоляющую «забрать ее отсюда». Такая внезапная смена ролей за два часа спектакля случится не однажды, глава семейства Шелестов станет горьким пьяницей Гаврюшей, улыбчивый штабс-капитан Полянский — учителем истории с глупыми глазами — Рыжицким, а в финале — погибающим под тяжестью собственных невеселых мыслей помещиком Силиным. Демонстрация актерских возможностей в пределах разных жанров здесь очень кстати, — зритель восхищен, обезоружен, он хочет еще. А благодарные актеры продолжают озорничать и печалиться одновременно. Они взрослеют вместе со своими героями, и из дерзких и ярких влюбленных превращаются в смирившихся с окружающей и внутренней пустотой людей поживших. Как Рыжицкий из «Страха», разуверяются они в жизни и любви. В финале спектакля «могила» так и не сомкнется, как будто замрет в ожидании новой молодости, побежденной смертью, тоской и страхом. Несмотря на такой оглушающе тихий финал этого шумного, многоголосого спектакля, Вытоптов со своими актерами избежал чувства безысходности. На горизонте все равно маячит призрачная надежда. В чем, о ком она? — неясно, но, главное, — она по Чехову — есть. Наталья ВИТВИЦКАЯ |
© 2002 Театр "Современник". |