Валентин Гафт

СОН ГАФТА, ПЕРЕСКАЗАННЫЙ ВИКТЮКОМ

Александр Филиппенко: «От карты ГУЛАГа у зрителей шок»

«Один день Ивана Денисовича» в театре «Практика»

На сцене только один актер, свечка, стол и страшная карта ГУЛАГа на заднике. Но голос Филиппенко, его мимика и пластика творят маленькое чудо — всех персонажей «Ивана Денисовича» видно. Они как будто выходят из тьмы, окружающей сцену, и потом снова скрываются в ней. Но теперь уже это бездонная тьма ГУЛАГа.

Зная манеру чтения Филиппенко — текстов Гоголя, Достоевского, Зощенко, — можно было предположить, что и здесь, в «Иване Денисовиче», он не обойдется без гротеска, акцентированного жеста, вообще гиперболы (всегда блестящей). Но нет. Читая Солженицына, он скорее похож на себя в германовском фильме «Мой друг Иван Лапшин» — сдержан, значителен внутренним знанием, даже акварелен. Аналогия не случайна.

«Лапшин» во многом — об ощущении надвигающегося ужаса 37-го, вообще — репрессий. «Иван Денисович» — о самом наступившем ежедневном кошмаре уничтожения человеческого в человеке.

Хотя Александр Георгиевич после спектакля, приуроченного к 90-летию Солженицына, сказал, что акварельную манеру исполнения ему посоветовала Наталья Дмитриевна Солженицына, думается, что прежде всего сам Филиппенко был режиссером своего спектакля. И творческая интуиция его не подвела. Несмотря на сдержанность исполнения, зрители уходили после двух часов «чтения» со слезами на глазах.

— Я слышал, что со спектаклем «Один день Ивана Денисовича» вы побывали на территории ГУЛАГа. Где именно?

— Пермь-36. Это последний лагерь советских политзаключенных, который был закрыт в 1985 году. Сейчас там уникальный музей. Они совместно с обществом «Мемориал» проводят там свои форумы «Пилорама». Я был в Перми-36 уже два раза и поеду еще.

— И какое впечатление на вас произвел бывший лагерь?

— Сильное. Что должно быть в голове у человека, если он считает, что за высказывания можно скрутить, посадить за этот страшный забор? Только за мнение. Не за злодеяние, не за преступление, а за независимую личную позицию. И как все это в итоге повлияло на страну, на психику людей…

— Расскажите, когда и как пришла идея спектакля?

— Это даже не спектакль, а театральный проект. Все началось в Библиотеке иностранной литературы. Мы провели два тематических вечера, и, казалось, можно было на этом закончить, но нет, я решил продолжить: почувствовал, что все от этого выиграют — и зрители, и я. Я только что отыграл спектакль в Петербурге, в Доме-музее Достоевского. И сейчас у меня такое приятное ощущение пустоты — все было отдано, и через солженицынский текст произошел обмен энергиями со зрителями. Ко мне приходили за кулисы и в Москве, и в Питере с глазами, полными слез… Происходит какое-то очищение. Одна знакомая мне сказала, что она держалась, держалась, а в метро разрыдалась…

— То есть во время спектакля происходит какой-то сдвиг сознания?

— Безусловно. Кстати, еще один интересный момент. Оказалось, что для спектакля нужен театр, где зритель сидит выше актера, в амфитеатре, и тогда луч энергии, на котором держится спектакль все два часа, от меня проходит через зрителей… вверх. А когда я на классической сцене, над зрителем, не очень получается объединить весь зал для, если хотите, нашего общего покаяния.
Тут очень важна эмоциональная волна.

— Кстати, о зрителях. Вы ездили по стране — как «Ивана Денисовича» принимает молодежь и чем отличается реакция столичной публики от реакции на спектакль в регионах?

— Я был в Перми, в Вологде на фестивале неигрового кино и в Питере. А реакция… Реакция, на мой взгляд, не отличается. Когда молодые приходят на спектакль и видят карту ГУЛАГа (уже полспектакля сыграно), у них шок. Идея с картой и вся сценография Давида Боровского, а сын его Александр потом уже придумал мне формулу световой партитуры…
И вот как эпиграф звучит солженицынское: «Разверните на большом столе просторную карту нашей родины. Поставьте жирные черные точки на всех областных городах, на всех железнодорожных узлах, во всех перевалочных пунктах, где кончаются рельсы и начинается река или поворачивает река и начинается пешая тропа.
Что это? Вся карта усижена заразными мухами?
Вот это и получится у вас величественная карта портов АРХИПЕЛАГА».
Молодой парень, который ничего про это не читал, даже не знает, что миллионы человеческих жизней пропали… Я чувствую, что это его затягивает, прошибает, и он берет книгу Солженицына…

— Вы, конечно, знаете, что канал «Россия» проводил акцию «Имя Россия», и в число 12 претендентов на это звание вошел Сталин. Как вы думаете, с чем это связано: с отсутствием государственного осуждения террора, с недостатками образовательной системы или с тем, что у нас не было своего Нюрнбергского процесса? И вообще — возможен ли он в России?

— В одной из своих концертных программ я читаю строки Окуджавы: «Пока от вранья не отвыкнем, / традиции древней назло, / покуда не всхлипнем, не вскрикнем, / куда это нас занесло, / пока покаянного слова не выдохнет впалая грудь, / придется нам снова и снова / холопскую лямку тянуть».
Я это читаю с эстрады, чтобы пришедшие на концерт задумались. Благо сегодня есть выбор, а у нас, в нашей молодости, выбора не было, мы разными способами, каждый по-своему, «доворовывали» правду…
И вот еще! Вы узнаете об этом одни из первых. Пока шли финальные передачи «Имя Россия», я активно репетировал в театре «Современник», где в конце месяца должен состояться спектакль, в котором Валентин Гафт будет играть человека, вообразившего себя Сталиным, а я буду играть шесть ролей. Эта фантасмагория называется «Сон Гафта, пересказанный Виктюком».

— Вам не кажется, что сегодня, когда в России фактически нет реальной политики, политику пытаются сделать из истории?

— Все так. Одно добавлю, на моем веку столько поменялось!.. Особенно гуманитарных учебников. В отличие от учебников математики и физики с каждым съездом коммунистической партии менялся учебник истории. Мои старшие друзья-физтехи меня учили, как надо вчитываться и всматриваться в текст и сноски. Я на всю жизнь запомнил, какой у меня был шок, когда вышла книга о Тухачевском, а в конце указатель имен, упоминаемых в книге. Я посмотрел на даты смерти всего высшего военного состава, а там — один год у всех…Что же осталось, думал я, кто?

— Когда состоится ближайший спектакль по Солженицыну?

— Раз в месяц я играю, и каждый спектакль всегда приурочен к какой-то дате. Ближайшая дата — 19 января. В самом конце 1973-го «Архипелаг ГУЛАГ» вышел в Париже. И тут начался колоссальный государственный пресс на Солженицына. И Александр Исаевич объявил, что все мировые гонорары от «Архипелага…» он отдает в фонд помощи советским политзаключенным. Это было19 января.

Беседовал Никита ХЛЕБНИКОВ
«Новая газета», 18 января 2009 года