А.П.Чехов

ТРИ СЕСТРЫ

Версия для печати

Их было трое

О спектакле Галины Волчек «Три сестры»

Художники спектакля - Вячеслав Зайцев и Петр Кириллов – не старались сколь-нибудь удивить. На сцене «Современника» - качественное пособие по нефункциональной сценографии, мешающей актерам. От портала в порталу, почти до колосников, навис над зеркалом сцены громоздкий как шкаф Гаева, тяжелый мост. На планшете – круг с наклоном к зрительному залу. Зритель, любящий театр, испытывает беспокойство, а нелюбящий – загадывает: упадет или нет актриса, запутавшись в складках платья или поскользнувшись на уплывающей поверхности. Представьте себе самочувствие актера, который знает, что где-то близко над ним – мощная конструкция, а внизу – уходящая из-под ног земля. Остается – пусть инстинктивно – сгибаться и сутулиться и вместе с тем напрягать ноги, не вышагивая по сцене смело, но тревожно семеня. К тому же, когда круг начинает вертеться, зрителя пробирает уже нешуточный страх: а что, если центробежная сила пересилит центростремительную, и какой-нибудь стул, отделившись от пола, пробьет четвертую стену?

О ее создании, кстати, режиссер-реалист Галина Волчек не слишком заботится. Говорит всегда один актер, выходя на авансцену, под скрещивающиеся лучи: все самое страстное и горячее – в зал, на публику, ничего или почти ничего – партнерам, которые в этот момент молча отходят на задний план. Не составляющие ансамбля исполнители произносят текст, а действие происходит лишь потому, что такую последовательность сцен создал драматург. Актеры не успевают реагировать на реплики партнера, спеша тут уже произнести свои, – так читают слишком знакомую книгу, пролистывая все, что еще помнится и пытаясь выхватить из текста нечто забытое и ранее незамеченное. Скороговорка, торопливый темп речи – особенность этой постановки; режиссеру кажется, что так Чехов звучит современней.

Начало спектакля, первая мизансцена, которая окажется лейтмотивом всего спектакля, сражает наповал. На мосту, прямо под колосниками, в ряд стоят три сестры (Ирина – Чулпан Хаматова, Маша – Ирина Сенотова, Ольга – Ольга Дроздова) – в облаке пороши, продуваемые всеми ветрами, с колышащимися шарфиками и платьицами, но несломленные и непокорные: как три капитана на мостике утопающего корабля. Монументальность позы, узнаваемость всего скульптурного образа, банальность метафоры – все это приметы, вернувшиеся к нам откуда-то издалека, из глубин советского театра. Чахнущие в пошлом провинциальном городе сестры напоминают незабвенных героинь революции или гражданской войны, обреченных на близкую гибель во вражьем плену. Их было трое, их было только трое...

Страдание как таковое становится главной темой спектакля. Здесь его так много, что зритель, кажется, должен сострадать и героям спектакля, и его создателям, которые сами издергались, ставя эту мучительную сентиментальную пьесу. Здесь плачут всерьез, настоящими слезами; любой монолог, любая сентенция завершается женской истерикой с беготней, коленопреклонением и воздеванием рук и очей к небу. Сценические страдания, изготовленные актрисами столь наглядно, вводят в конфуз, напоминая скорее не об искренней боли, а о тщетности и неприличии публичного самоедства. От непомерных мук во время спектакля у всех трех актрис на переносице пропечатываются глубокие морщинки – говорят, это вредно для здоровья.

Слова, слова, слова... Произносят все чеховские монологи о труде и светлом будущем так красочно, словно их читает тринадцатилетний мальчик, для которого самое важное понять, в чем смысл жизни. В речах дамского угодника Вершинина (Сергей Юшкевич) не заметно ни тени иронии, ни малейшей мизантропической нотки, ни грана сомнения. Весь этот интеллигентский идеализм, в который первым не верил сам доктор Чехов, выдается здесь за чистую монету, за девиз жизни, за лозунги, которыми стоит руководствоваться и современному человеку. Ни одной режиссерской находки, ни одной изобретательной актерской интонации. Такими, наверное, представляет пьесы Чехова школьник, беря впервые книжку и будучи заранее уверен в том, как ему не понравится очередная «классика».

После премьеры Галина Волчек дала интервью на телеканале «Культура» – и на вопрос о газетных критиках, которые в большинстве своем обругали «Трех сестер», отвечала весьма темпераментно. Мысль о том, что все критики – несостоявшиеся актеры, ненавидящие удачливых, - дивно свежа. Волчек утверждает, что критики не любят театр. Возможно, они любят другой театр. Театр, который сильно изменился с тех, когда были поставлены первые «Три сестры» в «Современнике». Сегодняшний театр на Чистопрудном бульваре все заметней и заметней обретает черты музея – каким стал МХАТ по отношению к «Современнику» 60-х. Возможно, это неизбежные законы эволюции, и Волчек права, что ценит традиции и очень серьезно относится к искусству, а заодно и к самой себе. Возможно, она права...

Павел Руднев
Дом актера, март 2001 года