На сцене - мутный блеск запыленных зеркал, грубая серая галька, мостики, переброшенные через бездны. Из-за кулис доносятся звуки фортепиано, и с ними в зрительный зал вползает великолепие и уродство сна. "Сновидения" - именно так обозначила жанр своего спектакля режиссер Екатерина Половцева. Участница проекта "Опыты", организованного Галиной Волчек, следует традициям психологического театра. На счету Половцевой уже две постановки в "Современнике" - спектакль "Хорошенькая" по Сергею Найденову и "Осенняя соната" Ингмара Бергмана. Теперь, обратившись к повести Камю, режиссер рассказывает историю "Постороннего" с помощью пяти актеров. Главную роль - француза Мерсо, живущего в Алжире, режиссер отдала Илье Лыкову. В просторной белой рубашке, с копной вьющихся волос и неизменной папироской в руке - он воплощение молодости и свободы. Проходит над миром невесомый, как облако, скользит тенью по черной сцене. Безучастный к смерти матери, безразличный к карьере, холодный в любви, "чужак в чужой стране" - недаром точный перевод с французского названия повести "L'?tranger" - "иностранец". Мерсо - истинный герой то ли 40-х, то ли нашего времени. Его взгляд на мир - отстранение (или "остранение", которое по Шкловскому - необходимое и первое условие любого осмысления, его первый шаг).

Шаг по направлению к пропасти - таково сценическое решение. Центральная часть декораций - каркас, имитирующий провалы - то яма, куда опускают гроб, то море, откуда появляется красавица Мари (Елена Плаксина).

Мир нестабилен, равновесие неустойчиво, действие пульсирует, как перебои сердца. Из темноты выступают три наивысшие точки: смерть матери, превращенная в страшный фарс с участием выходцев с того света, нелепое убийство арба, причиной которому сорокоградусная жара (Мерсо и здесь окажется посторонним - конфликт с арабами не имел к герою прямого отношения), и главная сцена - суд.

За длинным столом соберутся пятеро, и каждый сядет перед зеркалом (лицом к лицу со своей совестью). Только Мерсо будет сидеть на столе, спиной к стеклянному двойнику. Тогда присяжные, вопреки тому, что судят его за убийство, приговорят Мерсо к смерти за то, что тот не плакал на похоронах своей матери.

Признание данности абсурда - суть экзистенциального театра, а единственный способ превратить диалог с обществом в собственный монолог - выход за его пределы. В тюрьме, в изоляции (картонной коробке) Мерсо обретет почву под ногами. Придя к выводу: "Ад - наша жизнь в нашем теле, которая все же лучше, чем ничто", станет мечтать о море, увидит сквозь кладку тюремных стен образ любовницы и, наконец, заплачет.

Эта история, как и книга, приведет к трагедии - "воскресшего" Мерсо "пригласят на казнь" и встретят "криками ненависти". Так завершится притча о цепи случайностей, которая замыкается в кольцо абсурда, и о сопротивлении, которое и есть - наша жизнь.

Светлана АСТРЕЦОВА
"Московский комсомолец", 18 февраля 2013 года