Несовременный «Современник»

На гастролях «Современника» в Петербурге у Галины Волчек случилось ностальгическое настроение, и она прошлась по питерским магазинам, где как-то давно покупала стулья по пять рублей. Молодая актриса тогда впервые снималась на «Ленфильме», а в свободное время приобретала антикварную мебель. Но так как своей квартиры у нее еще не было, мебель долго-долго хранилась в мастерской художника Дорера…

—  Помню, тогда надо мной все смеялись: мол, покупаю всякое барахло, захламляю чердак старьем. А потом это резко стало модой, и у меня коллекционирование старых вещей сразу вызвало протест. Я вообще против навязанных штампов, запретов, лозунгов. Я это ненавижу. Я помню, как великие мхатовские старики не брезговали ходить на концерты Утесова, Шульженко. А потом кто-то продиктовал моду: «Эти песни – пошлость». Когда так говорят, во мне все переворачивается. Я своего учителя Олега Ефремова обожала за то, что он не был снобом в этом смысле. Одним из его первых шагов во МХАТе стало приглашение на концерт для мхатовской труппы, где еще были Тарасова, Андровская, Яшин, Аллы Пугачевой. Тогда это был такой шаг вопреки.

—  Сейчас стало общим местом рассуждение об особой нашей циничности. Я вспомнила приезд Мэрил Стрип в Петербург, в июне, и party в «Невском Паласе» с американской актрисой. Меня поразило, кк многие гости вечеринки всячески демонстрировали: «экая невидаль! А мы еще и не такое видели».

—  Это все зависть. Знаете, на одном спектакле великого итальянца Джорджо Стреллера, который еще при его жизни привозили в Москву, было много моих коллег. И я увидела такие презрительные взгляды в мою сторону, когда я орала «браво»…Но они меня своими взглядами не убедили.

—  Вам все равно, что они подумали о вас, или это вынужденная конфронтация?

—  На самом деле не все равно. Я понимаю, что это глупо, но я до сих пор обиды принимаю близко к сердцу. Не выношу притворства. Вот я прошлась в Питере по улицам, и мне было так хорошо! Я увидела выражения лиц, глаз, в которых абсолютная искренность и благодарность. А когда я вижу проявления хамства, несправедливости, я непримирима, я не могу просто закрыть глаза на это.

—  А еще говорят, что максимализм, как детская болезнь, проходит с годами…

—  У меня не прошел. Этот максимализм проявляется у меня во всем, даже в том, что я не люблю теплого. Вот как сейчас, пью либо очень горячий кофе, либо что-нибудь очень холодное.

—  Один питерский актер мне признался, что ему давно неинтересен человек – он все про него знает, и потому так предсказуемы события и действия людей.

—  Не дай Бог придти к этому. Я, например, по-прежнему интересуюсь всем, что происходит вокруг меня. Еще не созрела для того, чтобы воспринимать свою жизнь только в прошедшем роде, стараюсь бежать вперед. И в этом ужас моего возраста: мой сумасшедший темперамент, желания еще остались, а физические возможности, увы…Мне хочется бежать, а бежать не могу, могу только идти. На гастролях в Ленинграде (мне трудно называть его Петербургом, непривычно) я в один из более-менее свободных дней совершила огромную экскурсию – четыре часа моталась по городу в машине. Ногами, к сожалению, уже трудно такие расстояния преодолевать.

Я вообще жизнь воспринимаю больше глазами, чем ушами. Поэтому мне важно делать глазам праздник, наслаждаться цветом, светом…Вы не представляете себе, как я мучаю своих художников по свету. Мне интересно наблюдать просто движение человека в толпе: как он ходит, как смотрит, не зная, что за ним подсматривают. Я как-то была в японском ресторане в Киеве и так засмотрелась на повара-виртуоза, что даже забыла о еде.

—  Любопытно, что, несмотря на ваше стремление воспринимать мир визуально, ваш отец почему-то прочил вас в литературный институт. На каких ваших литературных достижениях он основывался?

—  Ой, исключительно на том, что пару раз прочитал какие-то оставленные мною дома школьные сочинения. Понимая, что я абсолютная бездарность в точных науках, и в то же время не желая, чтобы я шла в художественную сферу, подразумевая, конечно, актерство, он решил, что я смогу спасти русскую литературу.

Кстати, я не давала ему повода думать, что мечтаю быть актрисой. Я очень стеснялась своей мечты и никогда никому не рассказывала об этом. Когда моя строгая мама выходила из комнаты, где я занималась уроками, я из-под учебника вытаскивала спрятанного Чехова. А папа был так занят съемками (Борис Волчек – знаменитый оператор, в частности фильмов Ромма «Пышка» и «Ленин в Октябре». – Прим.авт.), что он ничего не знал.

—  Строгой мамы вы боялись?

—  Нет, что вы, она была замечательной женщиной, но с абсолютно авторитарным отношением и к жизни, и к людям. И ей почему-то казалось, что ребенка надо воспитывать в строгости. Я испытала на себе все ее правила: нельзя ходить в капроне, нельзя плохо учиться, нельзя поздно приходить домой, нельзя то, се… Все это, конечно, рождало во мне чувство протеста, с которым я и прожила всю жизнь. До сих пор на некоторые вещи могу отреагировать не просто резко, а даже глупо и неоправданно, что я прекрасно понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Абсолютно.

—  Вас рано поставили перед необходимостью делать выбор, к тому же очень непростой. Я имею в виду, когда родители сказали вам, тринадцатилетней: «Мы расходимся. Ты уже большая, выбирай, с кем ты будешь жить…» Когда вы оказывались в подобных ситуациях, вас не пугала возможность ошибки? И кто знает, даже непоправимой…

—  Ну, что же. Мы все расплачиваемся за свои неправильно сделанные дела, неправильные слова. Но без этого человек не сможет жить. Нельзя стремиться к жизни, в которой отсутствовал бы выбор. Существование становится абсолютно бессмысленным: невозможно просто бежать, не зная, зачем бежишь.

—  Кстати, а почему вы экзистенциалистов с их проблемами выбора никогда не ставили?

—  Так получилось…Хотя, знаете, когда-то – в те годы, когда про экзистенциализм знали только философы, и к тому же с негативной оценкой, - я очень удивила одного ученого. Этот ученый-генетик зашел ко мне в номер в одном доме отдыха и увидел книжку про экзистенциализм, совсем непопулярно написанную. И он так сильно удивился: «Вы это читаете?! В отпуске?!» Я ответила: «Именно в отпуске я люблю заниматься таким чтением…»

—  Галина Борисовна, вы часто говорите, что отдались театру в рабство, и в результате в вашей жизни не осталось места для много другого. Сегодня театр перестал быть столь же значимым явлением, каким он был в ваши юные и даже зрелые годы. Печально…

—  Да. Я предполагаю театр в любой его форме, но в основе его должен быть психологический спектакль. Сейчас этого почти нет. И я не знаю, за что браться…

—  Вам не по душе современная отечественная драматургия?

—  Это не драматургия, в моем понимании. Пожалуй, отсутствие настоящей драматургии можно объяснять сменой времен. Предметом искусства может стать то, что уже осмысленно, а не просто констатировано. Наверное, этого еще не произошло, и потому не возник еще серьезный продукт про нашу жизнь.

—  Я понимаю, что большое видится на расстоянии, но смена времен происходит всегда, о чем, собственно, и писал ваш любимый Чехов в «Вишневом саду». Чехов-то смог писать о том, по-своему больном времени…

—  Сейчас проблема в том, что внезапно расширился круг зрения, и в результате распылилось сознание. Современная драматургия сможет появиться только тогда, когда будет открыт новый психотип. Пока же драматурги, и даже очень талантливые, занимаются исключительно самовыражением.

—  И что же тогда театр, подвизающийся на неувядающей классике и продуктах самовыражения современных авторов?

—  Ничего. Он умирает. Я верю, что все же родится новый театр, в центре которого по-прежнему будет человек, с его страстями и ошибками, его жизнью. Однако каким он будет, я не знаю. А пока театр в лучшем случае превратился в аттракцион, в котором занимаются разгадыванием метафор, в худшем – в антрепризу.
Я не ханжа и прекрасно понимаю, что жить трудно. Но я переживаю, что сейчас у артистов слишком много соблазнов, не имеющих никакого отношения к театру, что театр для них перестал быть главным делом их жизни. И чтобы продолжать их любить, я не смотрю ни одного сериала, ни одной передачи или шоу с ними. Я не хочу их видеть в таком качестве.