Версия для печати

Грибоедов пошёл на дрова

...Фамусов кладет на колоду книгу и ловко, тщательно разрубает её топором. До размера осьмушки. Именно так поступает и Римас Туминас с пьесой "Горе от ума" на сцене "Современника".
Задымление ума
Метафору "дым отечества" Туминас доводит до постмодернистского буквализма. Слева на сцене щедрая куча дров. Справа вертикаль колокольни-печки, из заслонки которой вырываются серые клубы. Поленница - дым: замкнутый цикл. Тут ключ к спектаклю, в котором будет нарублено еще немало дров и в целом прояснена роль топора как инструмента обращения с обветшалой классикой.
... Софья с растрепанными волосами банным листом залипает на мятом Молчалине. Их отношения, решил режиссер, вполне недвусмысленны. Но ни влюбленность не удаётся, ни страсть, ни нега. Способная артистка Марина Александрова на одной ноте кричит свой текст, надрывая связки. Кажется, она охвачена ужасом невладения происходящим - как в плохом школьном спектакле. В халате на сцену вламывается Фамусов (Сергей Гармаш) с уже, как выясняется, привычным подозрением: между Софьей и Молчалиным происходит не то, надо спасать "товар". Он ставит дочь на стул, задирает платье и не то что оглаживает, скорее, как говорят в народе, лапает: грудь, зад, между ног - цела еще или уже порченая?..
Этот Фамусов за весь спектакль ни разу не выходит из жанра "Гармаш": играет достоверно, смачно, мастеровито. И грубо. Его отношения с буфетчиком Петрушкой неожиданно приводят на память давнее ехидство по поводу композитора-классика: "Петр Ильич имел слугу, но об этом ни гу-гу..." Фамусов ласкает "прислугу за всё", как животное, водит тросточкой по телу, сосредоточенно давит прыщ. Тот в ответ, как цепной пес, лает на неугодных - так облаян и закусан застигнутый с Софьей Молчалин.
...Является Чацкий. Острый ум, интеллект сыграть неимоверно трудно. Лучше всех удавалось Смоктуновскому. У Ивана Стебунова не выходит. В первом акте его герой - вредоносный, не по возрасту склонный к поучениям, вертлявый попрыгунчик. Софью можно понять. Внимая ему, она недаром наливается злой досадой. Против истеричного вундеркинда Чацкого Молчалин (в целом точная роль Владислава Ветрова, штатного современниковского героя-любовника) хоть похож на мужчину.
Итак, Фамусов - солдафон, Софья - нимфоманка, Чацкий - зазнайка, Скалозуб - жеманник, графиня Хлестова - безмолвная карга в кресле (a propos, не худшая позиция для Валерия Шальныха, к юбилею "Современника" непостижимо чьей волей облеченного званием народного артиста). Прочие - сборище окостеневших масок. Концерт на балу с исполнением "Черной шали" пародиен, как знаменитый номер Константина Райкина "Сижу за решеткой в темнице сырой..." Но из всех этих фрагментов не возникает ничего.
Сколько б ни влезали герои на колокольню, остроумно придуманную художником Адомасом Яцовскисом, сколько б ни грели зады на имперской печи-вертикали (лучшая метафора действа), спектакль не воспаряет над бытовым скандалом с хозяйской дочкой, некстати спутавшейся с человеком из приживалов. Чацкий с его монологами во всей этой межпухе был бы и вовсе лишним, если бы режиссер не прознал, что в прототипах фигурирует Чаадаев, и не решил кульминацию выстроить так, как её уже не раз выстраивал Валерий Фокин...
Ероплан для Чацкого
У Туминаса всегда было острое чувство формы - но "Горе от ума" рассыпается, как та самая поленница. Комедия обращена в угрюмую драму, живой текст - в унылую архаику. Хороша только музыка Фаустаса Латенаса.
Классика - мифологическая система. Входить с ней в конфликт, противясь устойчивым штампам, опровергая их и переворачивая - целое направление современного театра. Работать в этой эстетике для иных постановщиков означает подпитывать себя энергией чужого гения, неизбежно заёмной. Туминас к таким прежде не принадлежал.
Главная загадка - для чего избрана пьеса Грибоедова? Вроде бы нынешняя российская реальность даёт множество ответов. Вокруг эпоха тотального лакейства в особо извращенных формах. А Грибоедов вопрос знал. Одной строкой сформулированный типаж: "...вот он на цыпочках и не богат словами" и сегодня востребован на самых верхних этажах родины как никакой другой. Но в спектакле вместо нерва современности - куча трюков. Происходящее на сцене выглядит самолюбивым стремлением режиссера сделать как можно "перпендикулярней", дешевея на глазах.
Замысел режиссера прозрачен до элементарного: в дикой России, полной грубых и сонных солдафонов, чьи будни и праздники похожи на страшный сон, европейцу Чацкому, не искательному и нелицемерному интеллектуалу, - гибель. Как Чаадаева на бале, его здесь объявляют сумасшедшим, пеленают смирительной рубашкой, окутывают больничным пледом. Одно остается - эмиграция. На игрушечном ероплане с пропеллером, пролетающем над залом. Но сколько б ни изображали этого Чацкого опасным, не записывали в сумасшедшие, обидчивый пустозвон не вырастает в драматическую фигуру. Как не закручиваются силовые линии постановки в художественную ткань. Замысел целиком отделен от сумбурной плоти спектакля, который все длится и длится, когда уже давно окончен.
Впрочем, как относиться к нынешней премьере "Современника", было известно задолго до декабря. Постановку Туминаса положено было считать успехом - вне зависимости от того что будет происходить на сцене. Подоплека известна: талантливый литовский варяг, приглашенный после смерти великого и усталого Ульянова на роль лидера в Театр имени Вахтангова, ещё до всех свершений на легендарной сцене заявил ряд решительных преобразований. В частности, собрался перетряхнуть и проветрить, как слежавшуюся одежду, весь репертуар, для начала сняв недавний спектакль Антона Яковлева. И потому, пока новый главный репетировал на Чистых Прудах, за его спиной в Вахтанговском зрела оппозиция. Но театральная Москва, помнившая блистательные "Маскарад" и "Мадагаскар", привезенные из Литвы, одобрившая московский опыт Шиллера, уже назначила Туминаса мелиоратором вахтанговского болота. Значит, в "Современнике" надо было только побеждать...
"Горе уму" называлась поначалу знаменитая пьеса. Что ж - и впрямь горе. Если ум растерян, парализован внутренней деструкцией и вынужден при этом складывать спектакль. Тогда из громады грибоедовского острого смысла выходит осьмушка результата.

Марина ТОКАРЕВА

«Московские новости», 14 – 20 декабря 2007 года