Версия для печати

«Горе от ума»
Театр «Современник», режиссер Римас Туминас

Римас Туминас, любимец «Современника», выполнил свое обещание и поставил «Горе от ума». Спектакль производил впечатление еще на стадии распределения ролей – Гармаша в роли Фамусова желали увидеть все, Гармаш это понимал, поэтому на премьере выдал все – бросил к ногам благодарных зрителей всего себя без остатка. Похоже, даже голос потерял.

Дом Фамусова – это поленница с дровами и огромный чурбан, на котором Фамусов проводит экзекуции над провинившимися: порет слуг и в куски рубит топором дочкины книги. Москва – это высоченная печь в виде колокольни Ивана Великого, устремленная в небо. А по черному небу, словно из другого спектакля, пару раз пролетал небольшой беленький самолетик, вызвавший особенное оживление в зале. Самолетик воспринимается как детская мечта Чацкого бежать, лететь куда-нибудь.
В Чацком (Иван Стебунов) действительно много детского – он сентиментален, обидчив и раним. Он очень старается быть взрослым – вызывающе бреется опасной бритвой, предварительно наточив ее о ремень. Безапелляционно влезает в политические споры. Флиртует с замужними дамами. Картинно курит дорогие сигары. Трогательный восторженный мальчик, одержимый своей юношеской влюбленностью в Софью, он отчаянно требует хоть толику надежды, трясет свою бывшую подругу за плечи, подсовывает ей детские игрушки. Ведь единственное, что их объединяет – это общее детство. Софья давно его покинула. А Чацкий – нет.
Актеры существуют в жестком режиссерском рисунке – у каждого персонажа своя партитура. И если текст роли выучен ими еще со школьной скамьи, то справиться с авангардной режиссерской разработкой удается немногим. Текст и физические действия пока живут отдельно друг от друга, шары не попадают в лузы, актеры киксуют, как начинающие бильярдисты. Слабее всех женская половина. Софья (Марина Александрова) и Лиза (Дарья Белоусова) мало чем отличаются друг от друга. Две симпатичные стройные артистки с выражением произносят грибоедовский текст, в нужных местах демонстрируют темперамент – красиво мотают головой и часто дышат. Большинство сцен с их участием вытаскивают мужчины – очень точный, подробный, реактивный Иван Стебунов (Чацкий), вальяжный, гротесковый Влад Ветров (Молчалин) и, конечно, буйный Сергей Гармаш (Фамусов).
Гармаш играет жирно, «с оттяжечкой», словно причмокивая от удовольствия – что особенно чувствуется в придуманной Туминасом сцене «домашнего театра». Сцена, которой нет у Грибоедова – чуть ли не лучшая в спектакле. Практически вымарав целый акт из пьесы (сцена бала, явление гостей, старухи Хлестовой, Графини- бабушки, Графини- внучки и пр.), Туминас заменил ее коллективным просмотром домашнего спектакля – слуги Фамусова (Петрушка и Лиза) разыгрывают перед гостями интермедию на тему известного жестокого романса «Черная шаль». Зрелище душераздирающее. Зал воспринимает его глазами Фамусова – оторваться от Сергея Гармаша в течение всей этой сцены невозможно. Он переживает представление как личную драму, и вся гамма чувств бурно отражается на его лице. Эта сцена – настоящий заслуженный бенефис артиста.
Прекрасен грибоедовский вальс, так естественно возникший в канве спектакля и ставший его музыкальным символом. Тем более жалко, что под такой вальс никто не танцует, нет ни девчонки-арапчонки, ни маленькой собачки, и не скажет Молчалин: «Ваш шпиц, прелестный шпиц, не более наперстка...» Не понятно, по каким причинам отказался режиссер и от барыни Хлестовой – одной из самых колоритных ролей русской классики, любовно выписанной Грибоедовым.
Впрочем, театральная Москва, в отличие от грибоедовской новаторов Чацких любит сильнее, чем консервативных Молчалиных.

Ксения ЛАРИНА

«Театрал» №1, январь 2008 года