Версия для печати

ТРИ СЕСТРЫ

Знаменитому спектаклю "Три сестры" по пьесе Антона Павловича Чехова' исполнилось сто лет. К юбилею вновь ставят "Сестер", правда, не во МХАТе, а в "Современнике". А тема давно уже выпрыгнула из тесного театрального закулисья и ушла на улицу, в Интернет и новомодный фильм. А началось все весело и с задором, как и полагалось у Станиславского...

Но в самом-самом начале никто и не предполагал, что "Три сестры" так полюбятся и режиссерам, и зрителям. Когда Антон Павлович Чехов впервые прочитал пьесу в фойе Художественного театра, воцарилась недоуменная тишина. Затем посыпались высказывания: "Это не пьеса, а схема". Несмотря на это, "дело", как говорится, пошло: автор свое произведение дорабатывал, актеры — репетировали, И вот — блистательная премьера. На сцене — великолепный состав: Станиславский выступил не только как режиссер, но и как исполнитель роли Вершинина. Тузенбаха играл Всеволод Мейерхольд. В роли Ольги — Маргарита Савицкая, Ирину исполняла Мария Андреева, Машу играла Ольга Книппер. Стоя на поклонах после премьеры, принимая аплодисменты и цветы, вспоминала ли госпожа Книппер о том, как тяжело ей давался спектакль: и бронхит во время репетиций, и сколько замечаний пришлось выслушать от Станиславского и Немировича-Данченко? В итоге — победа, почти вся пресса пишет с восхищением об игре актрисы. Может быть, ее вдохновляла и любовь, ведь через несколько месяцев она стала женой Антона Павловича Чехова?

Зрители начала двадцатого века увидели на сцене "обычную" жизнь, с ее течением, с ее атрибутикой — от часов с кукушкой до надежд, мечтаний... И несмотря на то, что хеппи энда не было, все чувствовали надежду "на светлое будущее".

Четыре года назад уже очень больной Олег Ефремов поставил "Трех сестер" так, что роняли слезы даже видавшие все журналисты и невозмутимые критики. То был знаковый спектакль, когда с миром и будущим прощалась целая эпоха МХАТа, поэтому играли все как в последний раз, аплодировали тоже. Поэтому-то ощущения конца, ухода, мотив усталости стали основными чертами ефремовского спектакля. Никакой надежды, никакой перспективы впереди. Исчезает и чеховская поучительная нотка. К чему поучать, ведь изменить ничего невозможно. Герои принимают "порядок действий" и пытаются радоваться, удивляться мгновениям жизни. Ведь она так коротка.

Чувствовала ли Елена Майорова, что роль Маши будет последней в ее жизни? Может, поэтому и играла ее так — надрывно, на пределе. Ее "сестрами" были Полина Медведева (Ирина) и Ольга Барнет (Ольга). У всех — тоска по несбывшемуся, по неосуществленному. Очень пронзительно выразил это Виктор Гвоздицкий (Тузенбах).

Для Ефремова не было плохих и хороших героев — он сопереживал абсолютно всем и жалел всех. Поэтому смотрящим спектакль казалось, что сострадание это распространяется и на них.

Сегодня Галина Волчек репетирует до изнеможения своих "Трех сестер". Когда-то соратница Ефремова по молодому "Современнику", Галина Борисовна подхватила эстафетную палочку и хочет, готова и знает, как сделать первых "Трех сестер" новой эпохи. Режиссер решила разрушить мнение, будто пьесы Чехова могут играть лишь заслуженные артисты "со стажем". И — омолодила "сестер". Старшую — Олю — будет играть Ольга Дроздова, среднюю — Машу — Ирина Сенотова, младшую — Чулпан Хаматова, их брата — Иван Волков. Сергей Юшкевич репетирует роль Вершинина. Как зазвучит "молодое слово", мы узнаем на февральской премьере.

Как раз накануне столетнего признания трех сестер, что они опять хотят в Москву, в столице посмотрели картину, заранее объявленную самой модной и популярной — у молодежи. В прокат вышел фильм Александра Зельдовича и Владимира Сорокина "Москва". Автор сценария Владимир Сорокин честно признался, что постоянно проводил параллели с чеховскими сестрами. Главных героинь зовут так же — Ольга, Маша, Ирина. Они так же поглощены Москвой, как и век назад. Так же любят, страдают, ошибаются и ненавидят. Сценарист, до этого издавший пару неплохих романов, заставляет женщин ельцинской эпохи вести себя почти по-чеховски. Он верит, что если бы встретились те и эти женщины, то через несколько минут нашли бы и общие темы для разговора, и понимали бы друг друга гораздо лучше, чем даже наши современники, но из-за границы.

Круг замкнулся. Это там, за пределами Кольца (московского или вечности), что-то не подлежит реставрации. Наши женщины будут всегда такими — жертвенными и страстными, неумолимыми и до глупости гордыми, наивно-романтическими и лениво-суетливыми. Они ничего не простят своим подругам, соперницам отдадут любимого, детей измучают вниманием, а стране отдадут все, что надо было хранить только для него — единственного, родного, но так ничего и не понявшего. Поэтому счастье у наших, всегда чеховских, женщин будет только общественно значимым, в котором ничего и никогда не поймут иностранцы. Этим-то мы и будем всегда интересны, про это будут писать романы и ставить спектакли и фильмы.

Юлия Малахова, Оксана Головко
Российская газета, 2 февраля 2001 года